Зоран Питич

Иллюстрации: Алексей Кочуркин

На восточном берегу Атлантики

Что ни говори, приятно иметь в чужом городе хоть одного знакомого человека. Пускай это чернокожая девушка Дорис, работающая на Руа де Пальма. На второй день в Лиссабоне она поинтересовалась моими делами и предложила провести с ней час или два всего за 50 евро, у неё рядом комната. Как всегда, я вежливо отказался, и не потому, что боюсь негритянских притонов. Если бы это было бесплатно и с медицинской справкой, - с удовольствием. Я не какой-то там ханжа или расист. Ещё я хотел спросить, читала ли она Фернандо Пессоа. Нет, я не извращенец, просто мне было очень интересно, как потомки рабов восприняли португальскую культуру, и не путают ли Кашкаиш с Камоэншем, - с кем я ещё мог обсудить этот вопрос. Жаль, что я не силён в португальском, и не смог проверить знание поэзии.

Потом я уехал на север, добрался аж до Галисии и вернулся в Лиссабон через пять дней. Заселился в тот же хостел около метро "Арройош", и даже в тот же самый номер за 20 евро, с общим туалетом и душем, в который я ходил как к себе домой в одних трусах, ибо это было прямо напротив моей комнаты. Когда я возвращался пешком из центра по привычному маршруту, меня кто-то окликнул:

- Мой друг, привет!

Какая неожиданная встреча! Это была моя темнокожая знакомая. Наверняка все эти дни она простояла на Руа де Пальма, карауля меня на тротуаре. Или это нервные импульсы в подвалах подсознания и циркадные биоритмы привели меня сюда, подгадав время её выхода на работу.

- А я тебя помню! - Дорис снова начала обволакивать меня своим бархатным голоском, да и вообще, надо признать, она была весьма симпатичная чёрненькая девушка, а у меня, я же говорю, никогда не было расовых предрассудков. Но 50 евро за несколько минут слива метаболитов... - это не стоило того. Тем более у меня сто лет не было игровой практики, к чему позориться. Я лучше выпью портвейна в кафе "Бразилейра" с памятником Пессоа. Или у себя "на районе" в баре на углу площади Чили - там гораздо дешевле. Вечерком приятно пропустить стаканчик перед сном. Я так и поступил, наврав ей, что зайду завтра. Но в моём "завтра" уже нет ни Руа де Пальма, ни Дорис, которая уже через неделю полностью забудет меня. А я - почему-то не забуду.

***

Я ни от кого не бегу "на край света", тем более - от себя. И не наслаждаюсь возвышенным одиночеством. Со мной должна была лететь Настя - питерская астраханка, но она не смогла самостоятельно сделать себе визу. Я не мог честно ответить себе на вопрос, от чего больше злюсь, от того, что её нет со мной сейчас или от ситуации неопределённости до предпоследнего дня до вылета, в которую она меня поставила.

Какая теперь разница. Я просто стою на вершине стометрового утёса на крайнем западе Евразии и рука моя непроизвольно тянется к фотоаппарату, который специально оставил дома в России, ибо ненавижу наблюдать мир через затвор камеры. Я приехал сюда проездом через курортный Кашкаиш, где ещё два дня назад стояла 35-градусная жара, а сегодня пришёл циклон, придавший мысу Рока холодную величественность. Штиль и ясное голубое небо явно не шли этим отвесным скалам, первым на всём континенте, к которым прикасается океан. И не всегда - нежно. Молнии на горизонте, мрачные тучи, коварные водовороты, белопенные буруны, разбивающиеся о камни - вот что было к лицу этому мысу. Рука продолжает куда-то тянуться и вытаскивает старенький "Нокиа". Смотрю на Атлантику и делаю снимок на примитивный телефон, поддавшись минутной слабости. Если бы я жил в 14 веке, то стоя на этом месте обязательно задумался о том, что скрывается за горизонтом и как туда добраться. Видимо, не зря Португалия в какой-то момент истории стала нацией великих мореплавателей. Не знаю, почему авторов древней концепции о плоской земле и трёх китах на черепашьем фундаменте не привозили на мыс Рока и не показывали, что линия горизонта безусловно закругляется, как видно невооружённым глазом. Наверное потому, что в те дикие времена сюда ежечасно не приезжал 432 автобус. Я сажусь на него и уезжаю в Синтру. Раньше от летнего жара столицы здесь отдыхали короли в роскошных дворцах в стиле "мануэлино", и я взбираюсь к ним пешком, по своей давней привычке находя животное удовольствие в простом наборе высоты и движении наверх.

Следующим утром еду в Белен - ближайший пригород Лиссабона, сросшийся с ним в одну агломерацию. Проезжаю мост, похожий на Золотые Ворота во Фриско, а на том берегу Тежу видна статуя Иисуса, как в Рио. Выхожу на третьей станции и минут десять иду до монумента всем великим португальским первооткрывателям и мореплавателям. Они собраны все вместе, словно команда мечты отплывающей каравеллы: Педру Альвареш Кабрал, Бартоломеу Диаш, Вашку да Гама, Магеллан, адмирал Альбукерке и, конечно же, принц Энрике Навигатор, ведущий всех за горизонты. Относительно рядом стоит знаменитая башня, построенная в честь открытия пути в Индию по океану, морской музей, а также монастырь Жеронимуш, где захоронен легендарный шкипер да Гама, а в нефе напротив - его не менее славный родственник Луиш Камоэнш, описавший в "Лузиадах" начало эры великих географических открытий, поиск пути в Индию и становление португальской колониальной империи. Хорошо, когда поэт и мореплаватель, а не какой-нибудь жалкий царёк или бессмысленный тиран, удостаиваются столь большой чести. Не знаю, что чувствуют современные португальцы у могил этих титанов прошлого - наверняка своё пресловутое saudade: это всё, что есть, после того как всё умерло. Грандиозной империи больше нет, открыть можно разве что новые бутылки портвейна, а жители колоний заполоняют бывшую метрополию, привнося удивительное разнообразие красивых лиц и новую поэзию генетического кода.

Я прожил три дня в Португалии и не испил ни глотка портвейна, перебиваясь зелёным вином с треской. Я стал находить это немного странным. Циклон тащился за мной по пятам,

но в Порту ещё солнечно и лишь под вечер набегают пока совсем ещё не хмурые тучки. Первым делом нахожу музей портвейна, но все заводы с погребами, полными дубовых бочек - на другой стороне Дору, в городке Вила Нова де Гайя. Я иду по набережной реки и чувствую запах портвейна, который выпил только что в обычном кафе, а может этот аромат доносился аж с того берега. Оказывается, всю жизнь я пил нечто другое - какой-то жуткий суррогат, если самый дешёвый белый портвейн имеет такой божественный вкус.

Когда мне принесли фужер, где на донышке плескалось три капли, я подумал, что надо мной издеваются, ведь я привык пить пол-литровыми стаканами. Мне предстояло адаптироваться к новой культуре потребления, я был не готов сразу поменять свои привычки. Надо было посетить несколько дегустационных залов при заводах, чтобы перенять высокую культуру пития. Прижимаюсь к стене дома, чтобы меня не сбил ретротрамвай номер 1, набитый туристами, и бреду к мосту на тот берег. Я знаю, что в Порту поработал Густаво Эйфель. Если его башню положить на бок - как раз получится мост через Дору.

Но мост Луиша Первого, похожий на упавшую Эйфелеву башню, спроектирован его учеником. Девушка в туристической будке предлагает экскурсии, я на минуту забываю о портвейне, и спрашиваю, откуда мне лучше уехать в Галисию. Она что-то говорит, потом ей кто-то звонит, она делает неопределённый жест рукой, я иду дальше.

Вила Нова де Гайя сразу же встречает заводом "Burmester". Спускаюсь в полуподвал, тут всё пропитано ароматом различных портвейнов, можно даже не ничего пить и опьянеть, лишь вдыхая всю эту атмосферу, явно отличающуюся по составу от земной.

Выхожу на свежий воздух, исследую ещё три завода, но мне не нужны экскурсии, я не хочу вникать в тайны производственного процесса, предпочитая считать, что этот нектар по акведукам доставляют прямо с Олимпа. Наконец, нахожу уютный дегустационный зал с дубовыми бочками вместо столов. Сажусь и начинаю пробовать. Женщины за стойкой говорят мне растиражированное Голливудом "На здоровье!", я учу их, как произносить правильно. Останавливаюсь на портвейнах 10-летней выдержки и не иду дальше вглубь времён, ибо мой грубый вкус вряд ли бы отличил тончайшие нюансы и оттенки 30-летнего винтажного портвейна от 40-летнего. Желаю дамам доброго вечера и возвращаюсь в Порту.

Девушка из туристической будки на мосту узнаёт меня и окликает, хотя я не собираюсь покупать у неё туры и речные прогулки. Нет, она не хочет мне их продавать, - девушка берёт мою карту и рисует, как дойти до автостанции "Интернорте", откуда можно добраться до Виго. Узнав, что я из Москвы, рассказывает про своего русского знакомого, которого звали Юрий, но она давно с ним не переписывалась... она говорит ещё много чего, но половину я не понимаю и вежливо улыбаюсь в ответ, ибо девушка очень мила и старается мне помочь, а я, к своему стыду, не собираюсь плыть на туристическом кораблике, о котором не говорится ни слова. Я немного отвык от бизнеса по-европейски, когда тебе ничего не продают, пока ты сам об этом не спросишь.

Совершаю променад по авениде Эйфеля. У парапетов стоят рыбаки с удочками. Авенида зажата между рекой и скалой. Вечером здесь катаются на велосипедах и совершают пробежки. Один из рыбаков бросает снасти и идёт отливать прямо к скале, мимо проезжают машины, тактично не сигналя.

Поднимаюсь по Улице Радости (Руа Аллегриа) к себе домой и под стать названию улицы радостно ужинаю бакальяу (треской) в тихом кафе, принадлежащем пожилой паре, изменяя портвейну с освежающим зелёным вином. Мне задают уточняющий вопрос: — Какое вам зелёное вино — белое или красное?

В Лиссабоне вы вряд ли услышите подобную постановку проблемы - вам принесут «зелёное» без дополнительной колористики, но не удивляйтесь этому в Порту, здесь «вино верде» действительно подразделяется ещё и на «белое» и «красное». Берите любое, а лучше — и то и другое сразу.

Восхищаясь своей предусмотрительностью, заставившей меня обойти весь Старый Город днём ранее, я быстро передвигаюсь от одного винного погреба к следующему в шелестящем дождевике, точно зелёное привидение, которое становится невидимым под сильным ливнем. Я захожу в дома и распознаюсь лишь по струям воды, скатывающимся с плаща-невидимки. Я скидываю его и становлюсь самим собой. Меня замечают официанты и посетители. Для тех, кто не остался дома, погодные условия подходят разве что для коротких перебежек от одного бара в другой.

Конечно, это не ураган на Карибском море, но на улицу ради удовольствия просто так не выйдешь. Странная осенняя пора - вроде бы тепло и вокруг одна зелень, а ты прячешься в помещениях с дубовыми бочками вместо столов, благо тут таких достаточно.

В каждом из них ты берёшь свежий хлеб и козий сыр, поднимаешь фужер и произносишь по-русски древнеримский тост:

— Вне настоящего нет существования. Так давайте же выпьем!

— Вне настоящего нет существования. Так давайте же выпьем!

И ты пьёшь в одиночестве ряд фужеров, чередуя белый цвет с красным, всё равно никто здесь не понимает ни по латыни, ни по-русски, и уже ощущаешь в душе, что вспомнишь этот эпизод в серии "лучшие моменты жизни" перед неминуемой процедурой эвтаназии, пускай дождливая осень застигла тебя даже в субтропиках, но в твоих внутренностях ещё отцветает метафизическое личное лето.

Что поистине прекрасно в Лузитании, так это доброе вино и качественные свежие продукты, от которых не бывает похмелья и расстройств желудка. По едва проснувшемуся Порту, нацепив зелёный дождевик, я бреду в Дом Музыки, но не на концерт Карлуша Сейшуша. На самом деле мне нужна автобусная остановка неподалёку от него, чтобы уехать в Испанию. Прохожу мимо памятника адмиралу Альбукерке, вице-королю Индии, по газону ходит огромный голубь. Нет, не может быть... присматриваюсь - это чайка, только какая-то здоровая, целый альбатрос, у нас таких не водится. Да и кричат они совсем не так, как наши - это тот самый клич чаек, словно бы из кино, который всегда ассоциируется с морем.

Покидаю Португалию, решив, что будет полезно на денёк заглянуть в Галисию. Автобус на Виго заполнен едва ли на четверть, на условной границе стоит знак, что теперь вы в Испании, но на деле мало что меняется. Разве что часть дороги в одном городке напоминает российскую глубинку - рытвины и колдобины, заполненные грязными лужами. Но если говорить о женской красоте, то, португалки по сравнению с галисийками - настоящие красавицы (а часто они таковыми и являются без всяких сравнений). Пиво одинаково плохо и там и там. Пить пиво в таких регионах можно лишь для ознакомления - это просто глупо, когда есть портвейн и вино! Но даже чрезмерное их употребление не спасает галисиек: редкий случай, когда глазу не за кого зацепиться в толпе, спасибо трём разукрашенным как попугаи пышнобёдрым негритянкам, которые невесть зачем попали в эту глухую провинцию на северо-западе Испании. Помню, с каким предвзятым мнением по поводу женщин я ехал в Кению и Танзанию, а мой друг так вдохновился ими, что хотел остаться в Найроби ещё на три ночи. Девчонки из Таиланда, Непала и Бирмы очень милы, а про Кубу, Украину или Польшу с Чехословакией я вообще лучше промолчу. К галисийкам у меня не было предвзятости, а отдохновения для взора так и не возникло.

Как обычно, я не бронировал жильё, у меня на руках только бумажка с адресом хостела, куда я пошёл пешком, выйдя из автобуса. Таких заботливых людей на ресепшене я встретил, пожалуй, впервые. Тот, что помоложе говорил быстро и без умолку, вываливая на меня кучу полезной информации, где и что у них расположено, а его старший товарищ с проседью в висках принёс целые тома, посвящённые истории и географии не только Виго, но и всей Галисии, и я вежливо всё это выслушивал, перелистывая страницы, боясь обидеть моих радушных хозяев. Я не стал им признаваться, что практически ничего не понял, ибо в последний раз слышал живую испанскую речь два года назад в Гаване. И вообще, изучал языки, по большей части, сидя с туристическими разговорниками в туалете.

По заведённой привычке я сразу же полез на самый высокий холм, на котором стоял замок. На шестой день пребывания на западе Пиренейского полуострова я стал замечать некоторые общие принципы возведения городов. Да что там - они строились под одну копирку в устьях крупных рек, где на самой высокой скале воздвигали цитадель, а на склонах под ней пролегали узкие извилистые улочки, спускающиеся к гавани.

Спустившись в центр города я натолкнулся на скульптуру русалки, только мужского пола. Не знаю, кем вдохновился скульптор Франсиско Лейро, её создавший. Возможно, его спас из пучины водолаз, или же он родился обыкновенным женоненавистником. Иных объяснений мне в голову не пришло.

Неожиданно звонит телефон. Мой друг-фотохудожник Саша Савельев приглашает на концерт группы «Кварцепт», на который не могу попасть четыре года. Эта группа исполняет две песни на стихи, написанные мной лет 12 назад на сломе поздней юности и ранней молодости, пока я ещё не завязал с поэзией окончательно.

— Завтра концерт «Кварцепта» — как тебе такой концепт? — изощряется мой друг.

— Саня, я не могу. Я тут заехал на денёк в Испанию...

Саша думает, что я охреневший буржуй, пока я не объясняю ему, какие тут нелепые расстояния, а в Португалию я попал по бесплатному билету, который мне подарил «чиптрип», когда я выиграл конкурс историй о путешествиях. Слетал в Непал, написал о треккинге в Гималаях и на халяву полетел в Лиссабон - неплохая цепочка событий, приведшая меня в испанское захолустье.

— Лучшее ощущение в жизни, Саня, — когда в кармане лежит билет в любую точку Европы, которым можно воспользоваться в любой момент. Причём, бесплатно и в оба конца. И можно оттягивать удовольствие от предстоящего полёта, наслаждаясь одной лишь его возможностью. И на сей раз это не идиотская метафора из подростковых фантазий. Самая идиотская - ещё впереди, когда билет будет только в одну сторону, и лететь никуда уже не захочется.

— Так что ж ты не оттянул его подольше?

— Кого? А, ну я просто захотел продлить лето, у нас-то в начале октября погодой особо не насладишься, не погуляешь нигде. Знаешь, я конечно люблю багрянец шуршащих листьев и всё такое, но не когда меня сдувает промозглый ветер, а от постоянной мороси вода хлюпает во внутренних карманах. Я даже четверостишие сочинил в семнадцать лет на эту тему: "Краски осени - климакс природы. Так после жарких тридцати, хотят дождливые погоды весны соцветья вновь найти". Как там у вас сейчас, кстати?

— Плюс двадцать четыре, солнечно, синоптики говорят про температурные рекорды, давно такого не было.

— Да?.. Странно, какие-то погодные аномалии...

— У вас-то вообще сейчас жара, наверное?

— У нас-то? Да, тепло! Иногда дождик идёт, освежает всё вокруг... Когда прилетел, в Лиссабоне был тридцатник. Сейчас, такого нет, слава богу, а то по холмам в жару замучаешься ходить. Да и лесные пожары наконец-то все затушились, я проезжал сквозь пепелища — это ужасно! В общем, ты не подумай, будто я тут совсем обуржуазился, но после приключений в африканской саванне и Гималаях такой приз пришёлся весьма кстати, — мне вдруг захотелось даже чего-то более спокойного, эпикурейского, не буду врать. Оставалось только поймать состояние созерцательной меланхолии и отправиться в одиночное плавание по какой-нибудь тихой, цивилизованной стране. Например, с настоящим и дешёвым портвейном, например. И до которой дольше всего лететь — билет всё равно ж бесплатный. Вот так я и оказался здесь. А из Порту на автобусе три часа езды до сюда.

— Понятно.

— Жаль, что из-за этого я вынужден пропустить пятый концерт.

— А шестой будет через год, - говорит Саня, но обещает позвонить раньше.

Виго — город рыбаков, которые привозят свой улов на устричный рынок и прямо тут же можно отведать всех этих свежих каракатиц и прочих моллюсков, чем и занимались голуби прямо на асфальте. Я впервые в жизни видел, как они клевали не хлеб, а куски какой-то рыбины. Я вдохновляюсь их примером и ем салат из осьминогов, правда не вместе с ними, а за отдельным столиком.

Ещё в этом городе была неплохая футбольная команда «Сельта», ныне прозябающая в третьем испанском дивизионе, а когда-то она обыгрывала великий «Ювентус» в Лиге чемпионов со счётом 4:0. Её капитаном был наш Александр Мостовой, которому болельщики даже хотели поставить памятник. Но, видимо, власти города сочли, что с них хватит одной русалки. И тренер «Спартака» Валерий Карпин тоже успел здесь поиграть. Наши ребята жаловались в интервью, что Виго — скучный провинциальный городок, где нет развлечений. Наверное, оно было к лучшему, ибо ничего не отвлекало их от тренировочного процесса, и играли они тогда здорово.

А у меня возникла дилемма в выборе дальнейшего маршрута. Можно было продолжить путь дальше на север и оказаться в Сантьяго-де-Компостеле - на конечной остановке страждущих пилигримов и религиозных фанатиков, которые ходят по пути святого Яго. Нет, конечно, я знал, что тамошний собор - чуть ли не третья святыня всего католического мира, но я повернул назад в Португалию. В относительной близости была ещё и Фатима - там некоторым безумцам в 1917 году привиделась дева Мария, что автоматически привлекло толпу не менее безумных паломников. Но с меня довольно было мракобесия и в собственной стране. Напоследок на автовокзале Виго ко мне подошли две вежливые и скромные женщины и спросили что-то про Христа. Я ответил, что являюсь атеистом и стою на научной парадигме мышления. Тогда они нашли в своей книжечке нужную страницу и протянули её мне. Там было написано по-русски, что я должен спастись посредством обращения в их секту. Ладно бы они были католичками, я бы ещё понял. Но это было слишком, - еретички разгуливали в оплоте католицизма, и куда только смотрела святая инквизиция?

Делаю пересадку в Порту, прохожу насквозь почти весь центр к автовокзалу внутренних рейсов на улице Алешандре Эркулано, обедаю в ресторане "Рим", глотнув портвейна на дорожку, и держу путь в город старинных учёных традиций со знаменитым университетом - в Коимбру, подальше от всей этой антинаучной ахинеи. Пускай святая инквизиция там тоже заседала несколько столетий, но это было давно. Покупаю билет и через несколько минут продираюсь вместе с автобусом через стену дождя. Циклон ни в какую не собирался уходить с португальского побережья, дабы я как следует познал все вариации осени.

Смешнее от европейских расстояний было лишь четыре года назад когда с шести до десяти утра я осмотрел Братиславу, а в одиннадцать уже гулял по Вене. А этим утром я позавтракал бутербродами с чаем в Виго, пообедал в Порту, и ехал в Коимбру отужинать в номере тульским пряником, привезённым про запас из России, ибо трёхразовое питание - непозволительная роскошь в путешествии. Да и номера у меня ещё никакого нет и даже карту города негде купить, когда я приезжаю на автобусную станцию.

— Ну и захолустье, — говорю вслух окну, глядя на окраины Коимбры.

Спасибо, хоть ливень перестал, с погодой мне везло почти всю поездку: дождь прекращался, как только я вылезал из электричек или автобусов. Лишь один раз в Порту налетевший вихрь замочил все ноги до колен, даже волшебный дождевик не спас - тогда я оказался в каком-то заколдованном месте, где поблизости не оказалось ни одного кафе или винной лавки.

Выхожу с автовокзала, спрашиваю, где у вас тут центр. Иду в его направлении минут пятнадцать, улицы становятся всё красивее. Захожу в первый попавшийся гостевой дом, хочу попросить карту. Его хозяйка - бойкая старушка - спрашивает, есть ли мне где ночевать, и почему бы тогда не остановиться прямо здесь за двадцать евро в отдельном номере с собственной ванной и телевизором. Сакраментальная двадцатка для меня - словно некое магическое препятствие, через которое я не могу переступить, когда дело заходит о ночлеге в Европе. Если б тётушка предложила заплатить 22, я бы просто пошёл дальше. Меня совсем развратил Непал, когда я три дня за два доллара жил в чудном месте под названием "Кингз лэнд отель". За всю жизнь мне не пришлось повидать более противоречивого несоответствия между вычурной вывеской и окружающей действительностью. За тот экзистенциальный опыт совсем не жалко было расставаться с двумя долларами.

Я говорю, что телевизор мне не нужен, а от всего остального не откажусь, и кидаю рюкзак в номер.

Оказалось, что живу я в минутах пяти пешком от кафедрального собора. В маленьких городах Европы всё как-то очень удобно устроено: ничего не надо бронировать заранее, никаких билетов или отелей, — надо просто выходить с вокзалов и идти в сторону исторического центра.

Уже после нескольких минут пребывания в кафедральных соборах разных городов и стран меня посещает не самая элегантно выраженная мысль, что католицизм — это круто! Пускай всё это учение и ему подобные — иррациональная чушь, иногда сдобренная весёлой философией абсурда. Но католики не заставят вас снимать обувь на входе, чтобы заразить грибками, как моего друга в одной мусульманской мечети; и вам не придётся ходить по птичьим и собачьим фекалиям, как в буддийских храмах Бирмы или индуистских святилищах, где терпимо относятся к физиологическим потребностям животных, но почему-то забывают о человеческой гигиене. Я уж молчу о том, что никто не запретит вам фотографировать, хоть я и ненавижу фотографов, и не укажет, что вы неправильно одеты; а про великолепное сочетание архитектуры, витражей и музыки и говорить не приходится. Представляю, какие ощущения испытывали средневековые обыватели, не знакомые с компьютерными спецэффектами, заходя внутрь храмов после своих тёмных лачуг с бычьими пузырями вместо стёкол, если даже на избалованных жителей 21 века интерьер собора навевает «мысли о вечном и недостижимом». Я люблю просто так зайти на мессу, посидеть на скамейке, послушать орган и хор. Религиозные песнопения прочих конфессий, честно признаться, наводят меня на мысли о самоубийстве, а григорианские хоралы и органумы побуждают смотреть в небо и изучать астрофизику.

В соседнем помещении справа от кафедрального собора открыт рок-бар. Здания стоят вплотную, как будто в бар превратили трапезную.

На богослужения в Коимбре приходит молодёжь, не то, что в Галисии, где мне казалось, что я присутствую на выездном собрании дома престарелых, готовящихся к переходу в вечность, для утешения которых, в принципе, и было создано христианство, в числе прочих мифологических сюжетов о вечной жизни (хотя, не известно, чем буду утешаться я уже достаточно скоро — всего через несколько десятков лет). Но молодёжи тут элементарно больше, ибо Коимбра славна своим университетом, одним из старейших в Европе. Студенты одеваются в средневековые тёмные хламиды и ходят в них не только по праздникам и не только в Коимбре, — я видел толпы этих ряженых и в Лиссабоне и в Порту, приняв их сначала за карнавальное шествие. Наверное, в них тепло и удобно, особенно когда налетает атлантический циклон, который преследовал меня от самого Кашкаиша с третьего дня путешествия. По вечерам мне бы и самому пригодилась эта штуковина вместо моего зелёного пакета с капюшоном.

Во всех городах Иберии на самом высоком холме располагается какой-нибудь угрожающий замок, пафосный дворец или монастырь. А в Коимбре возвели Университет! Я сразу же проникся искренней симпатией к горожанам, которые так ценили Знания и забросили факультеты медицины и химии на высшую точку ландшафта, чтобы не каждый идиот смог туда залезть по крутым и узким улочкам. А для меня, как для собаки, которой кинули палку в овраг или в реку, и она с щенячьим восторгом бросается за ней, вылезает с ней во рту и отряхивается миллионами брызг, — одно удовольствие забираться вверх по улицам Математики или Поэзии!! Это вам не Проектируемый проезд номер 2143, где ездят проектируемые автобусы и живут проектируемые люди. И не Сыромятнический с Кривоколенным переулками. Здесь целые кварталы поэтов и математиков! А внизу, сразу после ворот, ведущих к университету, можно ещё и как следует прослезиться около памятника какому-то великому музыканту, слушая фаду, заставляющее вспомнить эпитет, подсказанный Джойсом — «яйцещемящее». Именно такое. И вот тут-то ко мне подступают припадки катарсиса, и я начинаю хвалить себя за то, что не поехал из Виго в Сантьяго-де Компостелу с её пилигримами и безумными паломниками, а рванул обратно на юг в укреплённую цитадель Прогресса. Ко всему прочему, мне удаётся сэкономить ещё два дня на Лиссабон, где меня ждала Дорис, но я бессовестно меняю её прекрасное общество на изучение поэзии Пессоа в компании мадеры, портвейна и зелёного вина в «Бразилейре», когда не хожу в дождевике по трамвайным путям. А в последний день перед вылетом тучи сдувает в сторону Испании и Франции, и, словно издеваясь, вылезает солнце в рыжем клоунском парике: «Ну что, хочешь продлить лето? Сдавай билет! Ещё месяц можно спать прямо на улице!».

В лиссабонском аэропорту нет паспортного контроля, а на русской таможне в Шереметьево впервые в жизни меня просят открыть рюкзак. При этом, я не выпил на борту ни одного стакана и на мне очки, круче чем у Вуди Аллена. Вероятно, поздней ночью они произвели на девушку-таможенницу слишком сильное впечатление:

— Откуда вы летите?

— Из Португалии, а что? Так, подождите... ну да, теперь мне всё ясно. В Амстердаме я делал всего лишь пересадку и не выходил из аэропорта.

Это — голландский сыр, а не синтетические наркотики, а это — супрастин от аллергии. Да, у меня атопический дерматит, мне нельзя алкоголь и красную икру. Что это? Газета с моей фотографией. Она прошлогодняя, да. Нет, я не идиот, и не постоянно вожу её с собой. Видите, теперь вы знаете, с кем имеете дело, пригодилась. Нет, писатели - не все наркоманы. Я иногда выпиваю. Зачем мне какая-то наркота, если есть портвейн. Я так и сказал какому-то ушлому мулату на площади Педро Четвёртого: в России - только водка, только хоккей на льду, на хрена мне ваш гашиш с кокаином. Конечно, есть ещё слабовольные дегенераты, к коим я причисляю не только наркоманов, но и курильщиков с настоящими алкоголиками, да и просто подонки — распространители и торговцы. Надеюсь, их когда-нибудь поставят к стенке, как в Китае. Те, кто «расширяет сознание» — просто умственноотсталые кретины, которые не знают, чем себя занять в жизни, им и расширять-то нечего. Мне бы наоборот — сузить. Я могу идти? Хотите, я подарю вам газету со своим автографом? Не надо? Ладно... Спасибо, всего доброго.

Самолёты давно летают быстрее ветра, и вот, спустя несколько дней, атлантический циклон нагоняет меня в Москве. Но он уже не тот, как и мои воспоминания: все силы он отдал на побережье Атлантики, а теперь проливается слабыми ручейками с хмарных небес. В нём нет уже ни мощи, ни стремительных порывов — он словно переродился и подстроился под размеренную сущность зрелой русской осени, не склонной делать буйной трагедии из своего жёлто-багряного угасания.

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВПЕРЁД