СБОРНИК
СОВРЕМЕННОЙ
ПОЭЗИИ
Введение. Почему не проза?
Саша Кам
Почему не проза? Иногда, лязг зубов сам нарезает прозу на маленькие строчки рифм. А их так удобно складывать в одну-две спичечные коробки, что невозможно удержаться. Анц! Анц! Анц!
Захар Собакин
Я думаю, что очень многие пробовали что-то писать, чаще всего именно стихи. Они больше привлекают ровно потому же, что мы быстрее запомним мнемоническое правило, чем целый билет для экзамена — форма, краткость. Как-то раз в подростковом возрасте я долго была за границей, и там в библиотеке было всего две книги — сборник Бродского и «Лолита». Так и поехало.
Ян Куян
Чтоб которая «а я думало сова» — та тётка, рофлёрка угрозная, по имени Роза, вахтёр туалета, тянулась к свету. (Она и впрямь вахтёр туалетов на колхозке*)
--------------------------------------------
-
*- Колхозный рынок в Казани.
--------------------------------------------
Тот блогер нашел её спустя почти двадцать девять лет с того видео. Оно было в 2006-м. В начале вк. Он про неё историю там отснял целую. Что она была выброшена из семьи. Квартиру забрали. Она была в бабской конторе. Потом зашлюховала. После того как над ней износ произвели.
Антон Морван
Обычно я пишу в прозе — во всех смыслах, потому что это моя повседневная работа: и публицистические тексты, и какие-то авторские колонки, и заметки, и книги. Поэтому, к сожалению, для поэтических текстов банально не хватает времени. Но всё же, в свободные минуты позволяю себе сколачивать в стихотворные формы мысли и окружающие образы. Тут источником вдохновения может служить всё, что угодно — сиюминутная ситуация на перекрёстке, звук города, случайный прохожий... Когда это помножается на медийный фон, литературные, художественные и кинематографические аллюзии, — тогда рождаются стихи. Для меня это необязательно складные, причёсанные рифмой и чистотой формы суммы слов и строк, а определённым образом отрефлексированная сбойка личного опыта. Не сказать, что я кого-то пытаюсь косплеить, но поэты, которые меня вдохновляют, это Брехт, Хлебников, Кручёных, Пазолини, Рембо, Аллен Гинзберг, отчасти Владимир Роменский и, конечно, Илья Кормильцев.
1848
Тут товарищи попросили пару слов от себя добавить в сборник. Ну что ж, попробую.Почему пишу? Пишу стихи и не только, потому, что могу. Получается стихи писать — пишу стихи. Настроени е прозу написать — пишу прозу. Особо не задумывался над целью. Хорошо ли получилось или нет, пусть решат люди. Стихи пишу потому, что рэп писать не получается — не хватает слуха и не умею делать панчии рофлы, поэтому и занял свою нишу. Что побудило? Жизнь побудила. Великолепная во всём своём многообразии и многогранности. Если событие вызывает в моей душе резонанс, то эта сила выльется в творчество. В произведение вкладываю свои мысли в данный период, надежды и страхи. В общем, стараюсь как-то отобразить и отрефлексировать то, что мне кажется важным. Какую цель хотелось бы достичь? Когда-то хотелось показать себя, мол, посмотрите, что могу. Теперь же это меня больше не волнует. Хочу, чтобы люди отвлеклись от суеты и подумали. Подумали над жизнью. О своем месте в этом мире. Да вообще почаще бы задавали себе вопрос: а что я хочу на самом деле? Надеюсь, моё творчество этому поспособствует. Пускай читателю даже если и не понравится то, что я написал, но он отрефлексирует, почему именно ему не понравилось, то это уже наша победа. Победа моя и моих братьев, и сестёр, что приложили руку к этому сборнику. Ведь ничего не происходит в этом мире без коллективного труда и влияния. Хочу сердечно поблагодарить всех причастных к этому труду. Мне светло на душе знать, что вы есть и занимаетесь тем, что велит вам ваше доброе сердце. Надеюсь, что мы с вами ещё что-нибудь придумаем и сделаем.
Алексей Барков
В основном, я как раз пишу прозу. Стихи и удаются у меня хуже, и пишутся реже. Но иногда стих как будто сам зарождается. Под действием настроения и события. Зарождаются несколько строк, и кажется просто преступным не продолжить его.
Вот, например, шёл как-то с ночной смены в угрюмом расположении духа, увидел ворону у дома и обратил внимание, что ворона не выдерживает долгого взгляда. Улетает. И тут же сами возникли как будто строчки:
«Взглядом сковырнул ворону с провода.
Она взлетела чёрной бабарой,
Знающей все тайны города».
И дома уже под стать настроению добавил первую строчку и продолжение. Иногда хочется сказать о чём-то ёмко. И поэзия порой может сказать более хлёстко что ли...
Справедливый Орешек
Не было никогда внятного опыта написания прозы, это сложно и стих обычно запечатлевает настроение, момент здесь и сейчас, пишется быстро, в голову приходит в порыве, потом только форму чуть подправляешь. Но мысль интересная, возможно стоит поразмышлять именно над короткими рассказами или очерками и попробовать. Стих быстрый, в нём образы яркие, эмоции легче передать.
Булат Галеев
Я давно не читаю лирику.
Я давно не пишу стихи.
Совсем стал болезненный,
Но спорт всё же полезно —
Не то, что собирать мусор.
Марат Каракурт
Иногда в душе человека наступает момент, когда эмоции выплёскиваются наружу.
У кого-то они выплёскиваются в виде агрессии и прочих стихийных реакций. У кого-то это превращается в акты гедонизма и отчаяния. А здесь эти переживания представлены в стихах, которые возникли потому, что их невозможно было не написать. Они разные. Как разными являются и люди, которые строят и поддерживают всё более шаткое благополучие жизни в нашей стране. И пусть мы чувствуем себя как подпиленный сук, на котором сидит бесконечно тяжёлая ненасытная тварь, но это наш голос. Который есть у любого, просто мы им пользуемся.
Почему не проза? Люди, написавшие эти стихи — представители как интеллигентских, так и пролетарских слоёв трудящихся. Наиболее грязные и мрачные строчки написаны были пролетариями, и другими они быть не могли. Потому что блядство окружающей жизни наиболее остро испытывают на себе пролетарии. В то время, как у интеллигента чаще всего есть время, внутренние ресурсы и возможности, чтоб порефлексировать над происходящим с ним, то пролетарий в этом живёт, он плоть от плоти представитель окружающей действительности. И какова она, таков и пролетарий. «Груз 200» длиною в жизнь. Современная поэзия, если она ставит себе цель что-то доносить массам, должна быть как религиозные тексты «Свидетелей Иеговы»*, «Аум Синрикё»*, но при этом, достаточно просто изображать реальность такой, какая она есть, и указывать из неё непосредственный
--------------------------------------------
* признаны экстремисткими и запрещены в РФ.
--------------------------------------------
выход. Поскольку в её нынешнем виде реальность неприемлема. Если это получается у религиозных лохотронщиков, то почему это не должно получится у людей, заряженных политически, стремящихся к истине? Непосредственной материальной истине. Именно наш выход должен стать наиболее приемлемым, наиболее понятным и наиболее желанным. И тогда через эти ворота мы поведём человечество в рай. Который может выглядеть очень по-разному. Либо как Вальхалла, то есть, бесконечная война, для тех, кто хочет бесконечной войны. Либо как Элизиум, царство созидания и творчества. Либо как Елисейские Поля, на которых после трудовой жизни встречаешь наконец заслуженный отдых. Либо как исламский рай, в котором всем, кому недостаточно любви и верности на земле, будет достаточно там. Вы можете не согласиться, но, как поётся у хип-хоп группы La Vida Cuesta Libertades: «Ваши дети будут как мы». Или как писал Лимонов в своём сборнике «Ноль часов»:
«Сердце твое, обыватель, болит
По сбитым с пути сыновьям».
Маша Че
Жизнь сводит с разными людьми. Жизненные воззрения их могут быть весьма экзотичны. Но далеко не всегда бывает уместно вступать с ними в споры, часто невозможно или бессмысленно. А высказаться становится необходимо. Тогда на помощь приходит творчество.
В данном случае — стихотворные тексты.
P.S. В «Эхо цеха» мы включили также стихи нашего товарища, рабочего, милиционера в отставке, поэта, музыканта Алексея Rojo Сычёва, которого уже нет в живых.
Алексей Rojo Сычёв
Процарские сопли обильные очень,
Царь-сатрап и Антанта-давалка.
А мне тысячи тысяч мёртвых рабочих
На заводах загубленных жалко!
Вы по царским детишкам
страшно скорбите,
А крестьянским детям есть счёт,
От барских рук отыскавшим обитель
На полях крепостных?
Что ещё?
Мажорище, коммерс и просто тупица
Не поймут судьбу рабочей России,
Они не могут не заступиться
За собачку княжны Анастасии.
Ура доблестному Уралоблсовету!
Ура Свердлову!
Ура Юровскому!
За то, что царя призвали к ответу
Большевистскому, мужиковскому!
Труднейшее трудоустройство
Прихожу в отдел кадров.
«Необходима работа».
Начальник: «Вам нужно то-то и то-то,
Справка из ЖКО, из налоговой конторы,
Из военкомата, из санэпидемнадзора,
Из диспансера кожно-венерологического,
Наркологического и психиатрического».
Сперва я пошел в туберкулёзный,
Справку выпрашивал долго и слёзно.
В кожвендиспансере дали сразу,
Боясь подцепить какую-нибудь заразу.
За справкой из больницы
По месту жительства
Иду в больницу.
Сплошное вредительство.
Анализы сдал.
Это выдумки чьи?
Пол-литра крови, два литра мочи.
Бумажная волокита организована мудро,
Бесплатно не пожелают и доброго утра.
Не медосмотр, а наказание:
Сто рублей слово,
Пять знак препинания.
Взял ссуду в банке, в карманах квиточки,
Денег хватило на запятые и точки.
Люди за справкой через кассу идут,
В окошке кассир, суров и надут.
Врачиха смотрит
Как на личного врага.
Я весь в улыбке.
Врачиха строга.
В военкомате опросили вкратце:
«Год рожденья, призыва
и демобилизации».
«Восемьдесят третий, третий и пятый».
Через час получаю листочек помятый.
А в ЖКО спросили строго:
«В составе семьи у вас членов много?»
Отвечаю: «Не много. Кот мой и я».
Написали: «Из двух человек семья».
В налоговой очередь змеи хвостатей,
Пришел в семь утра, ухожу на закате.
Буквы в шеренгах бумажного плаца,
На справках исписанных всюду ютятся
Печатей овалы, треугольники, круги
Фиолетовых, красных и многих других.
И вот, наконец-то, я трудоустроен,
Стремленье к работе выросло вдвое.
Без выходных поработаю чуть,
Чтоб все долги банку за ссуду вернуть.
Новостройка
Семнадцатиэтажной виселицей
На Октябрьской улице
Новостройка стройная высится,
Над Тулой сутулится.
К мокрой щеке дома многоокого
Прикасаются пальцы кленовые.
Бродят повсюду —
Вокруг да около
Его обитатели новые.
Автомобили стоят любовно,
Прикасаясь устами к устам.
Дворником подстрижена ровно
Курчавая голова куста.
Ни к чему мне бессмертие
«Хочешь бессмертную жизнь?
Владей ею!» —
Предлагают.
Послушайте речь мою!
Я обычную жизнь прожить не умею,
А вы мне предлагаете вечную!
Мне бы срок отведённый изжить до года
И успокоиться в яме,
Разинутой кладбищенским огородом
С жуткими отвесными краями.
А прежде успеть бы утомиться бытом,
Делами земными и околоземными,
Да так, чтоб концы отдавать не забытым,
А с церемониями древними туземными.
Не желаю себе такого житья,
Безвременья этого странного,
Но после смерти прошу выдать
Возможность родиться заново!
На парадно-выходное деревянное...
На парадно-выходное деревянное одев,
Став ослепительным и весомым,
Плыву на руках в одноместной ладье,
Посторонней рукой наливая знакомым.
И я весь в цветах!
Да где это видано,
Чтоб я, да ещё и в цветах?
Признаться, мне даже немного обидно,
Что прежде не было так.
И будет без пряников всё хорошо,
И без алко — темно и ненастно,
Будет сырой двухметровый мешок
Без шила, кота и пыли напрасной.
Но я не хочу слышать всякие бредни
Про ангельско-адскую свору
И, пожалуйста, не называйте последним
Мой первый путь на Мыльную Гору!
Аванс
Засунул и вынул...
Потенция в норме!
Я не упускаю свой шанс.
Мой пластик сегодня
В отличнейшей форме,
Туда переведён аванс.
И я не сниму всю сумму сразу,
Сразу всю сумму никто не снимет.
«Кайф растяни!» —
Шепчут проблески разума.
Я соглашаюсь с ними.
Но с каждым актом становится хуже
Потенция чисел баланса,
Засунул и вынул...
Шикарнейший ужин —
И вот уже нету аванса.
Съём банкоматный mujeres сродни,
Бабам...
Кому же ещё?!
Что ещё в жизни так, как они
Опустошает наш счёт?!
Не в сети
Рыба я, птица или змея?
Боюсь, что её посетит
Уведомленье о том, что я
Вновь появился в сети.
Ни рыба, ни птица и ни змея я,
В сети я не окажусь.
Себе самому, не изменяя,
Сетевую осаду держу.
Был бы рыбой, птицей или змеёй,
Возможно, попался бы в сеть,
Но что для меня эти сети её?
Я порвал эти сети все.
Пусть рыба, пусть птица или змея
Попадаются в прочные сети.
Я ж ухожу из сети, смеясь,
От рыб, птиц и змей отличаясь этим.
Свободный Тунис
Уже несколько дней по ТВ, в интернете,
Новость важная из Туниса.
Люди свободолюбивые эти
Освободили Тунис!
Зарезан племянник жены президента,
Сожжена его сына вилла.
Турфирмы вывозят своих клиентов,
МИД РФ прилагает все силы.
Сам президент убежал, улетел,
Сломя голову, в Эр-Рияд,
Дабы не оказаться в числе тех тел,
Что на столбах висят.
Волна народного недовольства смыла
Зин эль-Абидин Бен Али.
Народ в любом государстве —
Та сила, что способна диктат свалить.
Отчаянные африканцы снова
Выбрали в меню строку «Edit».
Я, радуясь, кричу четыре слова:
«Африка борется — Африка победит!»
Гражданская война изнутри
Моя власть над собою снова подорвана,
Тоталитарность внутри,
Вся власть отдана внутренним органам.
Ультразвуком проверь, посмотри!
Сердце-столица Родины-тела
Ревёт и стучит и гудит.
Ему бы, конечно, очень хотелось
Разрастись до размеров груди.
Периферия — почки и печень,
Сочинили свой собственный гимн
И готовят уже крематориев печи
Для сердца и иже с ним.
Желудок занял нейтральную сторону,
Кишечник за сердце всецело,
Мозг предлагает делить тело поровну,
Но никто не спросил само тело.
Я возражал: «Что же вы,
В самом деле!
Я ж не взял свое тело в аренду!»
Но стороны слушать меня не хотели,
А мозг предложил референдум.
Скольким осколкам...
Скольким осколкам суждено
Уснуть в брюхе?
Смерти осколков счёт не равен,
Когда некто лежит головою на ухе,
Глаза под надёжной
Защитой век-ставен.
Воздуха срез сплошь оскален осколками,
Лужу впитала вскоре шинель.
Её посыпает щедро иголками
Стоящая рядом столетняя ель.
Ельины лапы осколками биты,
Хвою теряют обильно на тех
Многих осколками злыми убитых
Ради осколочно-склочных потех.
Шагая по космосу...
В начале были просто телескопы,
Обсерватории прокладывали путь,
Учёные накапливали опыт,
Чтоб полететь туда когда-нибудь.
Ученый-теоретик Циолковский
Развил идею «космо-поездов»,
Позже был создан эРНИИ московский
Модель тридцатых и сороковых годов.
Сперва суборбитальные полёты,
Собаки на проекте «Спутник-5»,
Те первые отважные пилоты,
Прокладывали путь за пядью пядь.
И вот из сопел шквал огня и гари!
Отправился на корабле «Восток-1»
Наш Юрий Алексеевич Гагарин,
Советский лётчик
И советский гражданин.
За ним свершенья новые настали,
Каждый полёт — отсчет всегда с нуля:
Леонов вышел из ракетной стали
В открытый космос ненадолго погулять.
Луна, Венера, первая стыковка...
Штаты догнали нас в восьмидесятых,
Когда закончилась железных
Кадров ковка,
Ушли герои, фото лишь висят их...
Сбываются космические сказки,
Полётами на Марс
«Пакардов», «Призм»,
Свободно продаются лунные участки
И развивается космический туризм.
Появятся ль рекламные плакаты?
Найдут ли ископаемые там?
Поделят ли Луну и Марс на штаты?
И выделят ли новый страшный штамм?
Нам это вскоре разъяснит наука,
Что Интернет дала нам и мобилы.
Да что мы ждём, товарищи?!
А ну-ка, давайте вложим деньги
В лунные могилы!
Что празднуем?
Что праздновать нас заставляют власти?!
Что связано с двенадцатым числом
Июня, декабря?
Проклясть их
Меня призвал Истории излом.
День Независимости
(От валютных курсов?).
Симулятивно производство, его нет,
Поэтому зависим от ресурсов,
От истощаемых торговлей недр.
День Конституции (точней — её поминки?)
Канадцы путают российский гимн
С «Патриотическою песнью» Глинки,
Но президент легко прощает это им.
В России глупость царствует —
Не ново!
Необоснованно, бездумно, глупо, зря
Перенесён и переименован
Великий День и Праздник Октября!
Днём примиренья нынче
Четвёртым ноября он заменён.
Эй, реформаторы!
Я к трёхсотлетью Линча
Составил список реформаторских имён!
Гордая Греция
Сердце бунтаря подобно торфу,
Даже под землёй продолжит тлеть.
Что творят в Афинах и на Корфу,
Разгибая государства клеть?!
Беспорядки городами, весями
К югу от Балкан взошли мгновенно,
Тарой с зажигательными смесями
Против полицейских и военных.
Градус политической активности
Усомниться вновь заставил власти
В их и прежде шаткой легитимности,
Как стекло витрин и жжёный пластик.
Сердце греется погромом в Греции,
Глядя в городах на гордых греков!
В результате внутренней секреции
Из «рабов» в «гормонов-человеков».
Между трёх морей славных пламя,
Ионическому, Критскому, Эгейскому
Погромы на долгую память,
На память — ожог полицейскому.
Март-авангард
После февральской нудной волокиты
Доклад взял эксгуматор-март,
Уже на крышах ледяные сталактиты,
Сугробы в тыл,
А птицы — в авангард.
Уже освобождён район Текстильщики,
Там создан Весно-Ганджа-Трест,
Где грустные заядлые курильщики
Писали свой Февральский Манифест.
В руках рюкзак у городского партизана:
Две банки «Bullit», пачка сигарильос,
«Madcon», в наушниках
И книжечка Зерзана...
Весны добьёмся в городской герилье!
А зори здесь психие...
На фоне фосгено-зариновых зорь,
Вот, аномально-нормальна!
На такой же заре Сергеем Лазо
Паровозная топка распалена.
Здесь Дальний Восток Не-Ближнего-Света,
Здесь сопки, леса громкостихие,
Здесь полные воды, китайская
Ветошь, здесь эроз,
А зори здесь психие...
Электро-террор
Электричество у капитала на страже,
Жизнь привязана им к киловаттам.
Капиталистам свет более важен,
Чем нам, рабочим ребятам.
Как обесточить столицу —
Вот это была бы акция
За то, что козлы продают нашу ПРО!
Где теперь ты, Rote Armee Frакция?!
За продажу в рассрочку
Нашей страны
От Курил и до Калининграда,
Чтоб никто из сограждан
Не был уныл,
Их госдачи и Кремль обесточить бы Надо!
Электричество нужно в заложники брать
И требовать власти к ответу!
Роджер Кук — это, кстати,
Троюродный брат...
Мой привет анархисту-поэту!
Маша Че
1956
Мать наварила кукурузы,
Осела грузно у крыльца,
Не выбирая выражений,
Ругает мёртвого отца:
«Отец твой был тиран и деспот,
Отец хотел тебя убить.
Забудь, как он тебя баюкал,
Забудь, что научил ходить».
Его пальто теперь на бомже,
Его портреты сожжены.
Лишь в памяти нечёткий образ,
Как трубку он вставлял в усы.
Так вышло: вечером у клуба
Отец наш маму потерял,
Когда заморские журналы
Перед лицом перелистал.
И даже дедушка Владимир
Не смог блаженную унять,
Везде она наотмашь стала
Авторитет отца ронять.
Так мы росли, не чуя почвы,
Не веря в правду и закон,
Ведь подлой вислоухой бабой
Был великан развоплощён.
Но, наигравшись в спекулянтов
И жертв режима и планет,
Пора достать отцовский Вальтер
И отчиму сказать: «Привет!»
Белый кот
Гражданская проиграна,
Истрачен пулемёт.
Я белым был и буду,
Не офицер, но кот.
Ведь дело белое в характере живёт —
Я низвергаю бюсты Сталина с высот!
И совесть мною вовсе не потеряна,
Когда блюю я на собранье Ленина.
Представив «царство хама» наяву,
Я измуслякал вымпел в бахрому!
Среди врага портретов
Я заперт, как в аду.
Смешно, что большевичка
Мне подаёт еду…
Красный зонт
Неприлично таскаться с флагом,
Я использую красный зонт.
Трепыхается красным маком
Коммунистический горизонт.
Некрасиво ругаться матом,
Если слов иных не найти —
По асфальту скребу лопатой,
Пою «Боже царя храни».
Неудобно сказать буржую,
Что он не прогрессивный класс.
Туфли красные попрошу я
В знак поддержки широких масс.
Очень стыдно стоять в пикете —
Неуклюже плакатик мять
И омоновцам, точно детям,
Наизусть диамат читать.
Не умно умирать за идею.
Не умно вообще умирать.
Я поэтому к смерти худею —
Собираюсь красиво лежать.
Красно-коричневый романс
Немыслимые ели, за ров
Cадилось солнце,
С гитарами студенты сидели у костра.
Как будто бы в России не наступала осень,
Мальчишка интересный
Попался на глаза.
Был на лицо красавица,
А в остальном чудовище.
Гитару, точно женщину, он
бережно держал.
Нам песен спел четырнадцать,
Куплетов восемь-восемь,
О жизни очень коротко своей
мне рассказал:
«На родине свекровь и дочка,
Зуб разболелся вновь и почка,
Остались в прошлом боль и почта,
С тобой, малыш, любовь и точка».
Идём через старый запущенный сад.
У лаев далёких нет запаха псины.
По рельсам извилин его, наугад,
Катились слова в ритме мотодрезины:
«Если отчаянно молиться,
То рынок сам себя сожрёт,
И к нациям богоугодным
Социализм легко придёт».
Так было странно наше счастье,
Он баловал меня как мог
И красное купил мне платье
В большой коричневый горох.
Но жизнь дала ему призванье —
Укропитеков в дуги гнуть.
Я проводила до вокзала,
Подали на 4-й путь.
Напали леность и усталость —
Любой разлуки мрачен вид.
Кто молотом разбив отсталость,
Мой серп на труд благословит?
Прошло не больше полугода,
Жила, как кошка, я одна.
Читала книги в непогоду,
В погоду к букинисту шла.
Раскинулась ума свобода,
И префронтальная кора,
Как перфокарта с небосвода
Несметным знанием полна.
Я в платье красном без гороха
По красной площади пройду,
И в Мавзолее не краснея
На друга старого взгляну.
Лошадь и кошка
Настало время непростое,
Быть может даже — перемен.
Кто огласил пространство воем,
Кто пожелал остаться нем.
«Всех патриотов — по окопам!»
«Всех либералов — в Колыму!»
Не бесприданница Россия,
Но не достанься никому?
Шумит листва, град суетится,
Дождя не обещают здесь,
От звуков эхо не родится,
Но спас и вера живы днесь.
«Будь ты по гроб закредитован,
Сплотись с банкиром не по лжи!
Он тебе брат, раз православный,
А всё мирское — миражи».
«Иноязычный пролетарий,
Он даже шутки не поймёт,
Имеет ценности другие
И в рай навряд ли попадёт».
Точить о духе будем лясы,
Искать восьмой, девятый путь,
Пока не осознают массы
Конфликтов классовую суть.
Капитализма лошадь сдохла
И кошки-рынка хвост облез,
Кто много молвил — пасть отсохла,
Кто в коммунизм поверил — слез!
Любить Россию
Как нам лучше любить Россию?
Нацепить красно-бело-синий
Дорогой халат?
Или снова носить кокошник,
От всего жевать подорожник,
Под трещотки, свирель и ложки
Хоровод вращать.
Как Россию любить сильнее?
Заманить всех активных геев
В пёстрый автозак?
Или лучше в косоворотку
Нарядить, денег дать на водку
И отправить по околотку
Согревать бродяг.
Как Россию любить покрепче?
Чтоб жилось в ней дружней и легче? —
Знатокам вопрос
Задаёт Харитон Сорочкин
Из деревни Гнилые Кочки.
Отвечает Максим Задрочкин:
«Полюби, да брось!»
Нет, не так нас отцы растили,
Чтобы бросили мы Россию!
Знатоков на сук!
Будет нужно — под ружья встанем,
Будет нужно — ремни затянем,
Будет нужно — с собой подтянем
Батальон подруг.
Мы Россию любить готовы,
Как Свидетели Иеговы,
Воздавая мзду.
Не сверяясь со здравым смыслом,
В гору тащимся с коромыслом,
Проебали мы аферистам
Алую Звезду.
Пли!
По гребущим в карманы рубли
— Пли!
Крась паркеты.
В общего блага проникнув суть,
Будь
За Советы!
На баррикадах рекой лилась
Власть
В кровь восставших.
Тяжкий труда отчуждённого плен
— Тлен
Дней вчерашних.
Щедро наука блага даёт,
Ждёт
Мир планеты.
Памяти пламя растопит льды
Лжи.
Треснут скрепы.
Булат Галеев
***
Река к июню разлеглась
Как тёплая магнитная лужа.
Не видно берега здесь. Слилась
С горизонтом. Берег разбужен.
Хохотом пьяных голых людей
Громко что-то кричащих,
Что даже старый заяц-злодей
Недовольно зыркнул из чащи.
Животы, «партаки» на горячем песку —
Тонут баллоны и дети.
Тянутся пальцы и вилки к мяску.
Чей свежий запах уносит ветер.
Ночь подошла как огромная глыба.
И вскоре город замолк.
Вдали над рекой подпрыгнула рыба
И хвостом
Над поверхностью: «Щёлк!»
***
В одном из довольно обычных окон
В самом зауряднейшем месте,
Из которых район этот соткан,
Она стояла, читая «Известия».
За окном всё конечно,
Приближалось К закату,
В Подмосковье
Возвращались электрички.
Тех, кто жил на одну зарплату,
Закусывая пиво сыром «косичка».
Хоть сегодня был понедельник,
Ей не нужно было на комбинат.
За стеной песню Цоя «Бездельник»
Слушал сосед, что, увы, был женат.
Экскурсия на автобусе по городу потерь
Чёрно-белая хроника личных поражений.
Мыльный пузырь влетает
В открытую дверь.
За ним её дочка по имени Женя.
Тополь качается как равнодушный
Интеллигент в трамвае.
Где-то на окраине лопается фейерверк.
Дни плывут как зайцы к рукам деда Мазая,
У которого в глазах жизни свет померк.
***
Что-то резко омрачился,
А потом вдруг погрустнел.
До школы вяло я тащился,
Ел тайком у парты мел.
Серый пепел настроений
Оседал на медных латах.
Засыпал в сердечных рвеньях
Вырваться из жизни лапок.
Мир слезился сквозь окошко.
Сам себя жалея хныкал.
На перчатку села кошка,
Три трубы спилил и сныкал.
Институт был за спиною,
Впереди завода клетки.
Наблюдавшие за мною —
Дом, родители, повестки.
Снег садился мокрой кучей.
Надписи за гаражами.
Задыхался тёмной тучей
У оврага со стрижами.
Пересаживал рябину,
Думал, что так будет лучше.
У болота стоя в тину
Камешки кидал, где глубже...
***
Градус тоски повышался,
Камыши ожидали весны.
Город впереди появлялся,
Арматуры в бетоне торчали как сны.
Пешеходы быстро шагали,
Фанаты жгли фаера.
И в пределах коробки играли.
В переходе гитары игра.
Ветви от снега нагнулись —
От вагона пахло углём.
Мы в этот район вернулись
Дождливым осенним днём...
***
Я не могу себя простить
За то, что я гулял в лесу,
За то, что я сидел в овраге,
И ел на кухне колбасу.
Да, я её и покупал,
И мясо брал для шашлыка.
И незаметно проебал
Себя, тебя. Путь мудака.
***
Сижу в бассейне со старухами,
Над головою надпись «SPEEDO»,
Ад чередуя с расслабухами,
Нас жрет Капитализма идол.
Кому свезло быть между плитами
Чудны́м цветочком прорастёт.
И дням его не быть разбитыми,
Труда физического гнёт.
Не ввергнет его в то отчаянье,
Что глушит синькой пролетарий,
Их экзистенция и чаянья
Куда сложней и элитарней...
...На купол льёт противный дождь,
В душе тотальнейший пиздец.
Не тварь дрожащая, но вошь.
А что сказал бы мой отец?
Серпантин
Копошились серенькие тени,
В дыму краснели точки папирос:
Слесаря работали на смене —
Разбирали вакуумный насос.
В раздевалке мужики сидели.
Пили чай, курили не спеша.
Бабы суп из своих банок ели.
Брали хлеб, пакетами шурша.
В шапке меховой стоял
Начальник цеха. Старичок.
О чём-то размышлял.
Закипал, постреливал электрочайник.
Журнал дежурный мастер заполнял.
Вода в трубе журчала, протекая.
Погрузчик дядя Женя говорил.
Сварщик дёргал глазом, электрод смыкая
Железну загогулину варил.
Кобеля кружили возле суки,
Снег ложился мягкий словно пух.
Кто-то мыл обмылком трудовые руки
В робе, липкой как ловушка мух.
Альпинисты спали близ вершины.
Я колючий ужас ощущал во рту.
За Смертью в Бездну ехали машины.
Лязгали засовы в Пустоту.
Детский сад
Полусонная кухарка
Как морозная лягушка —
Госпожа того приварка
Грустной жизни погремушка.
Сторож — зверь, скребущий плитку
Между снежных валунов.
И ракета у калитки
В холоде железных снов.
Детство
Дом гудел, сводя концы с концами:
Нитей, впечатлений, мыслей, дней,
Лежали на диване сыновья с отцами —
Смотрели «Улицы разбитых фонарей».
Мама в рюкзаке нашла таблетки,
Кот Матроскин заходил через окно.
Клевали сало снегири на ветке,
Я слушал на кассетнике КИНО.
По утрам ходили на «качалку»,
Пили льдом покрывшийся «Тархун»,
По ночам пилили алюминиевую палку —
Крали у соседки цветной лом.
Старший мастер
Я помню, мы смотрели в лужу,
Чертя ботинкамии ей выход,
Тебя жена ждала на ужин.
Бензином красил воду выхлоп.
Ты прогревал мотор «Приоры»,
Дневная смена завершалась,
И думал — не пробрались б воры
На склад, где крыша разрушалась.
В твоём рабочем кабинете
Висела карта СССР.
Просили дети о «планшете»,
Хотелось всё послать на хер...
Ты раньше плавал в мореходку.
И ездил драться к люберам,
На рынке продавал селёдку,
Но 90-х смёл буран.
Всю рыбу с твоего прилавка,
А самого забросил в цех,
Теперь ты старший мастер Славка —
Тоска в глазах и мрачный смех.
***
В коммуналке пахнет луком.
Жареная курица.
Я был сыном, другом, внуком.
Небо мрачно хмурится.
Помидоры 320.
Ларёк «Фрукты-овощи».
Кто хотел бухать-ебаться —
Теперь просит помощи.
Оттопырили карман
Тыквенные семечки.
Сырые плиты тянет кран,
Водила тянет времечко.
На кровати полежал —
Вся подушка мокрая.
Сам себя не уважал,
Словно крыса дохлая.
На окне герань стоит,
Сморщилась как бабушка.
Сплошь обман средь серых плит,
А после дождя — радужка.
***
Февраль, мороз, завод и баня.
Мне восемнадцать с лишним лет.
Иду по улице, ебланю.
За пивом, с другом, хули нет?
Посёлок ночью мутно-жёлтым
Сочился. Десять лет назад.
Я в кожанке отца потёртой
Ходил в ДК. Там гоп-отряд.
Отплясывал под вспышки света.
И МС Вспышкин, «Руки Вверх».
Баллон «К.В.»*, медляк под Свету.
И толстый мент смотрел как стерх.
--------------------------------------------
*пиво «Красный Восток»
***
Над каждым мужчиной висит тюрьма,
Над каждой женщиной старость.
Альтернатива — сойти с ума,
Чтоб ничего не осталось.
Обесцененных жизней
Грязные будни.
Государства каменный рот.
Новый непойманный Путник
Совершит не туда поворот.
Алексей Барков
***
Просился чай в пустую кружку,
Ему я кофий предпочёл.
Начальницу свою, старушку,
Пристойным взглядом я обвёл.
Скребётся мышь в шкафу соседа —
Возможно, у неё семья.
И я скребусь за корку хлеба.
ЗА КОРКУ ХЛЕБА СКРЕБУСЬ Я!
Тварь
Морозно. Февраль начинался.
Звёздная тихая ночь.
С железной двери оторвался
С табличкой «Насосная» скотч.
Ветер шумел на складе
Песней из двух грустных нот.
Бедным родственником на «Химграде»
Притулился наш старый завод.
Из трубы по ветру стелилась
Ядовитая серая гарь.
А за вытяжкой приютилась
Рваная чёрная тварь.
В будку тёплую пёс не приходит,
В цех соседний уходит спать,
Ведь он видел, как тварь эта бродит
И к нам в окна смотрит опять.
И дежурный ночью боится
Вытяжки номер два.
В в бытовку уйти стремится,
Бормотанье заслышав едва.
Вентиляция тянет хило,
Но слесарь чинить не идёт.
Завод пожирает рабсилу,
Тварь пожирает завод.
Женщины Тасмы
*Посвящается женщинам с завода Тасма
Ох уж вы, женщины Тасмы...
Тумбочки доброй души.
Множество тел ваших разных
Бог к нам в цеха накрошил.
Видел б я вас молодыми,
Может и рот бы заткнул.
Таня — второй каждой имя.
Ареал обитания — стул.
Смотрю я на вас на работе,
И ничто не приходит на ум.
Все спеты на одной ноте,
У всех одинакий парфюм.
Ох уж вы, женщины Тасмы...
Морщины раздал вам завод.
Сквозь жизни лентою красной
За годом завязывал год.
Подъём. Смена. Пар. Соль. Кислоты.
Журналы. Вёдра. Мешки.
Сплетни. Обиды. Остроты.
Аванс. Табеля. Корешки.
Идёте с пакетом и сумкой
Мыть пол и крутить вентиля
В голове с незатейливой думкой,
Мастеров матеря и хваля.
На ваших накрашенных глазках
Ворьё растаскало завод,
И стала советская сказка
Нуаром российских широт.
***
Исчезала папироска в жёлтенькой руке.
Был старик одет неброско.
Как весь люд в совке.
Важно голуби ходили у его ноги.
За движеньями следили, смотря на сапоги.
Жизнь копейкой пролетела,
Брошенной в фонтан.
Были юмор, суд да дело, пятилетний план.
Были БАМ, хозяйство, внуки, ГАЗ,
покрытый ржой.
А теперь из грязной лужи дед
Смотрел чужой.
***
Голуби поют шансон нехитрый,
Восседая как чмыри на проводах.
Я иду с работы. Пошли титры.
Имена людей, кто был в ролях.
Сменщица, товарищ, продавщица.
Пешеход, кондуктор и жена.
Что же я успел? Поесть, напиться.
Больше я не сделал ни хрена.
***
Войлок снов размазал рожу
Перед тем, как разбудить.
Я водой провёл по коже,
Чтоб остатки его смыть.
За окном горгулья-осень
Кажет старый жёлтый зуб.
Выйти заунывно просит
Попиннать злой летний труп.
Надо ехать и работать.
Надо встать, звонить, просить.
В голове одна лишь нота
Не устанет голосить.
И я жадненько смакую
Этот хилый, блёклый звук.
Сердце мысленно целуя
За каждый третий его стук.
Только тихо звенящий мороз.
Чёрно-белые, серые камни.
Шёпот гор в виде мрачных угроз
И друг к другу примёрзшие ставни.
Домик пуст. В нём вся
Вымерзла жизнь.
Иней, лёд и ветрами разбитые окна.
Задубевший за годы карниз,
Всё хрустит, что когда-то намокло.
Но и в этом мире зимы
И загробного холода яме,
В этом карцере снежной тюрьмы
Тепла больше, чем между нами.
***
Крикнул петушком, споткнувшись на рыбалке.
Утонул в нечаянном девичьем глотке.
Бегал как свинья по кругу из-под палки.
Застрял клещом в потерянном
Шерстяном мотке.
Крикливым полуяном загнулся
В афоризме,
Распрямился в приказном
Возгласе мента.
Кислоты молекулой
Притаился в клизме.
Мечтал побыть полезным,
Став ниточкой бинта.
В общем, жил, как жили все в его округе,
Яблочко не падало далеко к отцу.
Соседи узнавали спорышей друг в друге.
Лето подползало к своему концу.
***
Пальцы разомкнулись,
Дёрнулись разок.
Вены волной вздулись.
Замигал глазок.
Веки разлепились,
Как коконы Чужих.
В губы зубы впились,
Как острые ножи.
Кости захрустели,
Ноги затряслись.
Судороги в теле.
Хрипы разнеслись.
Как мумия ожившая
Пыль с себя стряхнул.
Язык, к нёбу прилипший,
Водою промакнул.
Как лев в дикой природе
Заурчал живот.
Ночью на заводе
Встал я на обход.
***
Тяжело в армагеддон пришлось Хрущу.
Он как раз летел к своей берёзке.
Думал: «Вира! Вира! Щас я угощу
Почкой юной аппетит свой плотский»
Но взрывной волной его снесло,
Жаром жахнуло и в лужу зашвырнуло.
Пользуясь подкрылком как веслом,
Выбрался из mortal swimming pool’-а.
Рядом уронился человек
С напрочь обгоревшей страшной рожей.
Хрущ задумался на десять-двадцать сек.
И нагадил на сырой участок кожи.
Вновь пытался в воздух он взлететь,
Жужжаньем мегавзрывы заглушая.
Крылья высохли (как и морей всех треть),
А толчки земли полёту не мешают.
Маневрируя сквозь шквал камней и рук,
Ног, голов, машин и битых стёкол,
Он задумался о смысле жизни вдруг,
Сожалея,что так мало самок чпокал.
Нет, не прерван был полет Хруща!
Нет, не стёрт нелепой жизни
Мелкий файлик!
В памяти веков на его щщах
Был увековечен гордый смайлик.
Марат Каракурт
***
Вместе весело бежать от чурок,
Вместе весело бухать на хате.
Лето, зной, тебе ещё шестнадцать.
Хорошо, и хорошо в квадрате.
Диски с музыкой,
Что одобряет мать
Еë фото с розовыми волосами.
А тебе на этом фото только пять.
Что же будет с родиной и с нами?
Нихуя хорошего не будет.
Нихуя хорошего и нет.
Есть веселое, горячее, цветное.
Если мог бы, дал тебе совет
Перестань читать про славных предков.
Не выпрыгивай из кожи вон.
Двое с класса уж на малолетке.
Соблюдай бля, соблюдай закон.
Подари надежду бабке с дедом,
Чтобы кто-то встал в разряд людей.
Не подарена, и будет ли ещё?
Кто бы знал.
***
Пускать слюни.
В ожидании, что в тару для мелочи плюнут.
Сидеть дома. На остатке сознания
Выжжена мысль, что лучше бы кома.
Крутить колеса.
Ног нет — коньки не отбросить,
Можно лишь высушить вëсла.
Не понимать,
Что лучшей доли уже недостоин.
В справке, ëбана мать,
Написано, что недееспособен.
Снюхать, скурить, сколоть...
И на миг тут сам чëрт не брат.
Не прижился протез — и чего?
Не зассал, долг отдал, солдат.
Стареть долго.
В одиночку, ни от детей, ни от внуков нет толка.
Теплотрасса.
Там загнуться от жизни такой.
Сыро, холодно, волгло.
***
Прохожу по кварталу счастливых людей,
Обуреваемый мыслями.
Мысли ужасные, вкуса мяса.
Их нельзя назвать кислыми.
Ненавижу счастливых людей.
Ненавижу их холёные рожи.
Красивых, умных, в себе уверенных
Я ненавижу тоже.
Успешных, хороших, самовлюблённых
С ухоженной чистой кожей.
Благополучных, приличных, послушных закону.
Закон их я зову ложью.
Настанет день, и Я наслажусь —
Со страстью их всех уничтожу.
Настанет день, и Я отомщу
Никто им уже не поможет.
Я приду не один — запирует толпа
Одинаковых и непохожих.
Тех, кого убивают трудом, войной.
Вам ничто уже не поможет.
***
Я просыпаюсь и пару секунд
Смотрю в стену.
Я выхожу и смотрю
В стену подьезда,
В стену дома напротив.
В транспорте, когда поднимаю глаза
От стеклянной стены экрана,
Взгляд упирается в стену.
На работе я могу отвлечься только
Уставившись в стену курилки.
В остальное время куда бы я не повернулся —
Там стена.
Когда в клубе я пьяный падаю ничком,
Пол превращается в стену.
Попытка спрятаться в пизду
Натыкается на стенку влагалища
Когда я поеду на войну,
Там меня тоже встретят стены —
Мясная против огненной.
В твоих глазах стена
Непонимания и равнодушия.
Район активно застраивается,
Вязкую бетонную смесь рабочие
Превратят в стену многоэтажки.
Потом туда переедет молодая семья,
Их ребёнок будет видеть из окна
Стену другого корпуса.
Стены нет только вверху, в небе,
Но и небо — твердь.
Мне не нужно больше стен,
Мне нужна воля.
Саша Кам
***
Фонарей огни,
Под дождем одни.
Мёрзнут и мокнут.
Заглядывают в окна,
Где тепло и сухо,
Где ночная скука
И капает вода
В никуда,
Да.
***
Система пустоты бутылок —
Путь покорения стакана.
Устройство в выбритый затылок
Артериального капкана.
Привычный ход цикличных суток
Хрипит под зеленью сомнений.
Утилизируя рассудок
В борьбе за очевидность мнений.
Фантом свободы обеспечит
Глоток мистической токсичности.
Вся жизнь — процесс распада печени
Периода полураспада личности.
***
Сметя людские жизни
В нужду и нищету
Родился новый нолик
На банковском счету.
Он был пузат и весел
И полон круглых сил.
Молился на девятку
И громко голосил.
Просил помочь деньгами
Чтоб единичкой стать.
И дорасти до двойки,
И тройке быть под стать.
С пятёрки на шестерку,
С семёрки до восьми,
Стремился ноль к девятке,
Похрустывал костьми.
Девятка — всё впитала:
Войну, болезни, боль.
И в недрах капитала
Родился новый ноль.
***
Мы — работяги, мира трудяги,
Строим дороги и города.
Руки в мозолях, в крепких узорах
И в звёздной пыли борода.
Школы, больницы, домов вереницы —
Не для продажи, а для жилья.
Людям поставим, и сами жить станем
Без «паразитов» и без жулья.
Шахты, карьеры — сдвиг кремальеры,
К домнам по рельсам помчит руда.
Мир так устроен и сам он построен
Из звёздной пыли и труда.
***
Девочка гладит большую лохматую псину,
Треплет ей уши, рукой обтирает пасть.
— Я тебя очень люблю! Ты такой красивый!
Волчок, ты бы папу смог из тюрьмы украсть?
Злые буржуи там держат нашего папу.
Всё потому, что он смелый и коммунист.
Я тебе их покажу, а ты дай им лапой!
Они сразу струсят, и будут дрожать
Как лист.
А мы засмеёмся над ними, такими злыми.
Нам будет весело, и будет стыдно им.
Мама вернётся, а мы уже всех победили!
Медаль «За Отвагу» достанется нам двоим.
Капают с подбородка на пса слезинки,
Тот заскулил тревожно,
— А знаешь, Волчок, увидишь буржуя — (Шмыгает носом Динка)
— Кусай его со все силы!
За жирный бочок...
Всё, я не плачу, и ты не грусти,
Мой хороший.
Надо быть сильными,
Помнишь, как папа учил?
Мы будем драться, и может
Нам кто-то поможет.
Пёс облизнулся —
Ждать не было больше причин.
Солнце сияло, красным горело лето,
Пёс животом болел от буржуйских бочков.Ему за отвагу — котлета, Динке — конфета.
Не злите, буржуи, девчонок, и их Волчков.
***
Дней недели матрёшка
В марта грязном снегу,
До зарплаты есть трёшка —
Дотянуть не смогу.
Забелеют оскалы,
Вдох сорвётся на стон.
Город взвоет устало,
Только выше на тон.
Крики сгонят на небо
Перепуганных птиц.
Отразятся пожары
В амбразурах глазниц.
Разорвутся мгновенья
На матрёшки-года —
Мы отыщем ответы
И на «с кем» и «когда».
Даты выбелит лето,
Слёзы смоют дожди.
А теперь не до этого —
Приготовься и жди.
Для пароля есть отзыв,
Исключительно всем:
— Девятнадцать, семнадцать.
— Один, девять, три, семь.
***
Открыл глаза,
Узрел на небе одинокую звезду.
Мечта отправить поскорей людей
В межзвёздную езду.
Нам очень нужен звездолёт,
С табличкой рейса на борту.
И красный флаг, и вой сирен,
В родном космическом порту.
Давай построим коммунизм,
А с коммунизмом звездолёт.
И всех желающих тогда, мы заберём
С собой в полёт.
Давай построим коммунизм!
Долой буржуев и барыг!
Без них построим звездолёт,
И всей командой к звёздам — прыг!
Прогреет дюзы капитан,
А карго-мастер и пилот
Оформят новенький А-Тан
(Им очень часто не везёт).
Врата Тангейзера, причалы,
И до внутренних планет
По расписанью нас доставит,
Старый дизельный корвет.
Мы строим звёздные дороги,
Мы «гипер» делаем прыжки.
На край галактик ставим ноги,
Квазары прячем в вещмешки.
Мы все исследуем миры,
Мы все преграды покорим
В нас коммунизма дух живёт —
Мы жизни пламенем горим!
***
Пришла зима, страна сменила шаг на бег,
И в девяносто первом стаял первый снег.
Бесстыдно обнажив листву, говно и лужи.
Я в двадцать первом стал простужен.
И утомляясь шелестом страниц
Под утро с красными глазами падал ниц,
Забыв залить в себя уже мешавший литр,
Забив на всех, кто предлагал свой клитор.
А над страной лил дождь,
Дырявя граждан градом.
И даже если он и приземлялся рядом,
То многих разрывало на куски,
Мешая головы седые
И розовые девичьи соски.
Так стервенела осень из последних сил.
Кого-то убивал кредит,
Кого-то вирус уносил.
Весь шарик тлел в предчувствии зимы,
Тогда из сотен тысяч разных Я
Лепились МЫ.
Найдя друг друга
По разводам спецодежды,
Меняли летний стыд
На обретение надежды.
Крошили старый мир между ушей.
Исподнее латали, выводили вшей.
Метель сотрёт и имена, и лица.
Пульс с каждым годом чаще,
И всё реже спится.
Тепло постелей душит тишина,
Смирилась осень, как и я — заражена.
***
Вставай! Настало время поднимать знамёна.
Идей Великой перемены нам не избежать.
Объятья ярости поднимут в цепи миллионы
И их шаги заставят старый мир дрожать!
Наш круг порочен, и не важно,
Стар ты или молод.
Кипящий разум на кварталы
Переносит жар.
Очнись, товарищ!
Подними повыше красный молот!
Круши оковы капитала — приручай пожар!
Труда и мира ждут трущобы,
Фабрики, заводы.
Кроши элиту!
Перемалывай в дома дворцы!
Не верь врагам, не бойся смерти,
Обретай свободу.
Наш новый мир построят
Работяги и творцы.
***
Городская тревога улиц палитрой лиц,
Предварительный взгляд майора —
Примерка дел.
Электронно-табачный вирус —
Туман столиц.
Штамп прививки от вырождения
Праздных тел.
Метропоезд спешит,
Везёт контрабандой свет.
Строгино влюблено в Люблино,
Сокол — в Тёплый Стан.
Переход в переход — диалектика света
В цвет.
Всплытие в город — затяжка,
Нырок к поездам.
Крыши дышат дождём и птицами, бдят посты.
Вариант «не кричать глазами» — дань омерте.
Губы шепчат два тома в месяц, и жгут мосты,
эМка-Аша спасла медведя, и все заверте...
***
От кого-то останутся только гудки в никуда
В сетке табеля линии цифр человеко-часов.
Бронь билетов до станций в далёкие города
И отметки на карте страны связных адресов.
Берцы давят асфальт сквозь дождь
И снега заряды,
Проверяя посты ждут спины воя сирен.
По подвалам и паркам пьют холод
Зимы отряды из Динар, Алексеев,
Айратов, Сергеев и Лен.
Выжимая из книг всё,
Что втрое важней автомата.
Без теории — смерть, значит
Нужно до корки впитать.
Будит улицы гул из песен молитвы и мата.
Можно пасть навсегда,
Но бороться нельзя перестать!
Справедливый Орешек
***
Солнце — классовая штука.
Кому тепло, а кому жарко, сука.
Один под солнышком лежит,
С другого пот ручьём бежит.
Вот диалектика природы.
Какой хотели вы свободы?
Какой тут ветер перемен?
Среди бетонных серых стен.
И вновь повсюду бродит призрак,
Призыв я прячу в эвфемизмы.
Долой бар, долой господ,
Привет тебе, о, трудовой народ!
***
Лозунги с телеэкранов
Воинственны и громки.
Над непаханым полем туманы
Вместо хлеба — сплошные воронки.
А дома всё как было, так и осталось,
Ну а местами стало гаже.
Кто жрал, тот жрёт,
Народной кровью упиваясь,
И это никого не удивляет даже.
Всё стало шатко, и порядок, и умы.
С тройною силой злоба закипела.
И актуальность классовой борьбы
Дошла до нового предела.
Но знаете, предел пределу — рознь.
Я убежден, что это — лишь начало.
И много будет ещё гроз,
Да кровавых дождей немало.
Но чтобы это было не напрасно,
И чтобы жизнь не превратилась в бойню —
Призыв нам надо вспомнить громогласный,
Пропитанный рабочей болью.
Объединяйся, пролетарий!
У мира есть один лишь только враг.
Людьми наполнил бестиарий
И жаждет между ними драк.
Пора уже разрушить клетку
И «благородных» зрителей сожрать.
На лоб им чёрную приклеить метку —
Судом народным за грехи воздать.
***
Я свой выходной уничтожил как класс,
Размолол жерновами работы.
Отдых и сон — это всё не про нас,
Изволь попахать до блевоты.
И каждому выбор, захочешь — трудись,
А хочешь — открой своё дело.
Голодный — поешь, нет денег — постись.
Планируй грядущее смело!
Дыши и живи лишь ради мечты,
И думай всегда позитивно,
Ведь если завянут жизни цветы,
Вдруг станет от правды противно.
***
Не кушаю икру я, шампанского не пью,
А только лишь торгую способностью к труду,
И мне неважно — лето, зима или весна,
Бегу я на работу, и кровь моя красна.
Здоров я или болен — не интересно вам,
Ведь мыслями владеет гнилой
Мещанский хлам,
Ведь космос и науки —
Бесплодные мечты,
А на могилах ваших из пластика цветы.
В строке этой измятой,
Кричит восставший «хам»,
И палкой из бамбука вам бьёт по головам,
Пока вы не боитесь, но и не страшно нам.
Волною справедливой мы смоем весь бедлам.
Мы запретим паскудство,
И жизнь дадим рабам,
У нас всё будет людям и ничего — скотам.
***
Я слышу крики битых детей
В домах похожих на муравейники,
Они — поколение лишних людей:
Рабы, инструменты, бездельники.
А мы — окормление жизни чужой,
Курьеры, таксисты, уборщики,
Для власти — ничтожество, пепел и гной,
Гонимые всеми безбожники.
Не видит никто, но наступит тот час,
И головы вздымутся к небу.
Грядёт пробужденье озлобленных масс,
Замена короны советом.
1848
***
— Аллах Акбар! Лови жида!
В оркестре «nazi» — хор муслимов.
В свастон и знамя Таухида
Оделась подлая вражда.
Мой плач к основам бытия:
Учил Исса, пророк Аллаха:
«За всех, кто понял смысл айата —
Стоять с ответом буду я.»
Муслим, ты подними глаза!
Нас судит вновь пророк Исса!
***
Вы видели, как погибает кит?
С протяжной песней уходя на дно,
Во мрак, где время не бежит.
Оставив на воде кровавое пятно.
Закроются глаза, как цветом эбонит.
И тьма рукой своей отнимет боль.
Всё кончено, раз сердце не стучит.
Скончался всех морей король!
Видали вы как погибает кит?
И я не видел. И может, это хорошо.
Ведь в нашей жизни слабый лишь убит.
И красота ни стоит ничего.
***
Эх, усталый, но и довольный,
Побреду к себе домой.
Оборванец и голодный,
Но ведь с вольной головой.
Побреду с ухмылкой наглой,
Средь толпы и суеты.
Все бегут, шипят, елозят.
И не видят красоты.
Снег навален и я весел.
Тайной светят фонари
Голову свою я свесил.
Как красиво, мать ети.
Пальцы в зубы, да и в рожи,
Свистом резко разорвусь.
Не поймешь меня, прохожий.
Не поймешь, чем веселюсь.
***
Все ж как прекрасен иногда,
Глоток крепкого чая.
В тиши уснули города,
И ты тихонько замечаешь,
Что жизнь довольно так проста.
Я стал немного замечать:
Что час становится короче.
Что день стал быстро убегать,
Длиннее стали нынче ночи.
А календарь стал мне врать.
Я стал немного понимать:
Что речь становится мудрее.
Слова смысл больший обретать.
И фразы стали вдруг ценнее,
Когда немного помолчать.
Люблю я тишины покой.
В ней понимается всё просто.
Ты в ней становишься другой.
И в небе так мерцают звёзды.
И сердце полно добротой.
А чашка выпита до дна.
И звёзды блекнут пред зарею.
Рассвет разбудит города,
И я прощаюсь с тишиной.
Трамвая лязгнут тормоза.
Ну, здравствуй, дивный новый день.
Чем ты побалуешь сегодня?
Дома, бросая светотень,
Окрашивают деревьев хвою.
Так хорошо… что даже думать лень.
***
Новый виток начинает
Время,
Спиралью закрученное.
Новых героев рождает
Племя,
Что гнётом измученно.
Снова,
Огнём разгорается,
В сердцах
Красное знамя.
Снова
Свобода рождается,
В устах пролетария.
Воспрянь, товарищ,
Духом.
Достань себя
Из пепла.
Пора рубить химеру,
Что тридцать лет
Нас ела.
Вставайте в строй,
Рабочие!
Нам Ленин дарует зрение.
Нас предки
Призывают
Исполнить предназначение.
За нами — опыт истории:
Учись и набирайся
Смелости.
За нами — гражданской герои.
За нами — защитники
Крепости брестской.
Встаёт
Заря
Свершений,
Гремит
Ученьем
Маркс.
Зов
Прошлых
Поколений
Ведёт
К победе
Нас.
Степан Филиппович
Жил был хорвацкий паренёк
По имени Степан.
Читал, любил, чинил станок.
На жизнь имел он план.
Был план его наивно прост:
Свободы всем и вся.
Чтобы рабочий в полный рост
Мог проявить себя.
Такой как я, такой как ты.
Один из миллиона.
Но вот война. И вот фашист
Возле родного дома.
Ушёл из жизни в двадцать шесть,
Презрев фашизм и тяжесть ран.
Теперь поют и будут петь,
Про подвиг партизан.
***
Я каждый день стираю
И превращаю в прах,
Колени, нервы, жилы,
Чтоб жили вы в мечтах.
В своих мечтах потешных,
Что племя — вам рабы,
Вы пьёте морок грешный,
И этим вы горды.
Мне тело больно сводит,
Ярмо, в виде нужды.
Так жизнь моя проходит,
С годами, что пусты.
Но мёртвыми губами,
Читаю приговор:
Вас смертью проклинаю!
И ваш стеклянный взор.
За то, что вы Мамоне
Невинных закляли.
За то, что крали жизни,
И этим жили вы.
За ложь, что мёдом льёте,
За яд, что льёте в свет,
Вас смертью проклинаю,
И вам прощенья нет.
За то, что мир вы съели,
И превратили в пепел смысл,
Хочу, чтоб вы горели,
Хочу ваш ярый визг.
Я ваш кошмар из плоти,
Вы создали меня.
Ваш грех, как кровь от крови —
Палач вам и судья.
Я пешка, целый ряд таких.
Мой ход — лишь клетка на перёд.
Я не боюсь, таков удел.
Но, мною сделан ход —
И партия не спит — идёт!
***
Что есть на свете красота?
Не та ль, мечта, что легче дыма?
Мечта, что сердцу так любима.
И есть ли, это лишь мечта?
Я видел много красоты.
Я видел грех в винце морали.
Я видел, как её искали,
Но брали лишь с собой угли.
Имея в сердце — не желай,
И будешь пить её с избытком.
Испив, присядь и созерцай:
Как красота есть и в улитке.
Антон Морван
***
Ален Делон покупал разливной одеколон
В переходе на площади Ильича:
То ли Владимира, то ли Леонида,
То ли Карлоса-шакала —
Топонимика постмодерна.
Копы из Лефортовского околотка
Отдавали честь,
Склонившись над спящим бродягой,
И не пинали его с криками «Бичара!».
Режиссёр Пьер Паоло Пазолини
Симпатизировал полицейским, когда тех
Поколотили Хипстеры в Валле Джулиа.
Шаурмяне молчаливыми
Призраками исчезали
В пылесосе иллюминатора метро,
Не чувствуя всемирно-исторической
Миссии и отражаясь
В разбитых зеркалах айфонов.
Контекстная реклама,
Новинки ЛитРес —
Христиан Раковский:
Европеизм и большевизм.
Отречение от корней, опора на оттепель,
С её Новочеркасском и Тбилиси,
и Перестройку.
С послевкусием 30-градусного как рыковка
Разливного одеколона в подземном переходе.
23/VII-2019
***
Шаурма на Ленинградском вокзале
Как железная чашка риса.
Для пролетарских пилигримов
Из истощённых столицами факторий.
Тверские предместья полны
Отрядами Вьетконга
В джунглях борщевика,
Который не обжигает их после напалма
Империалистской военщины.
Гигантские листья надёжно укроют
Своими опахалами председателя Мяу —
Красные котики против либеральных хомячков
И консервативных сурков с хорьками.
Собака Годара остраняет сюжеты
Международного разделения труда —
Корабль плывёт, и все мы палестинцы
В Израиле этого мира.
Палестинцев можно заменить на чеченцев
Или восточноевропейских евреев,
А Израиль — на Россию девяносто девятого
Или Германию тридцатых.
От перестановки слагаемых
Сумма не изменяется,
Как и прибыли атлантов.
Вне зависимости от курса грязной нефти
И токсичности банковских активов.
28/VII-2019
***
Фассбиндер жил в моём городе,
Курил у здания восьмой школы,
Где проходили съёмки «Катцельмахера»
С главным героем из Сьерра Леоне.
Он попал на стильную фотографию,
Сделанную плёночной мыльницей,
Ходил по улицам психогеографом,
Водил экскурсии антропологов-астронавтов,
Всё пытался понять, почему же так вышло,
Что он оказался Волга-дойче
В смешной вязаной шапочке, персонажем
Своего фильма про городского бродягу,
А не мюнхенским тусовщиком, забывшим,
Как звали Луначарского…
Он умер за неделю до войны, оставив после
Себя недокуренную пачку «Явы»
И кучу рабочих файлов, не смонтированных
В студии кинохроники,
Под названием «Консервированные
Мангусты» по сценарию Жана Жене.
L.T. Korneev
Горький правды сок
Кружится пепел меж окон,
Пылают с треском стены,
Невидимым стальным клинком
Осколки режут вены.
Испепеляет плоть огонь,
Струится дым и человечий Чад.
Костры из трупов, плоти вонь —
Там гибнут тысячи солдат.
Война шагает по полям земли.
Благих усилий балаган на пустыре разбит.
Войну с экранов привели к нам СМИ.
Морально зритель ты разложен и убит.
Вот настоящий бой!
Усопшие вокруг они — мои друзья.
На лицах мертвецов от пламени заря.
Всё смолоты в песок и почвой стали зря.
Друзья вокруг, друзья.
О, братцы, кто же вас, скрывая цель
угодную тельцу,
в смерть,
в горе,
в хаос окунул?
В иллюзии наживы такая суть —
Ты режь и гибни,
а прибыль?
А прибыль будет у Акул.
Ты — враг, ты поднял автомат
И целишься в меня. Щелчок. Я ухожу...
в ад?
Спасибо враг!
Сжимаю зубы,
кровь, рыдая плещет.
И катится слезинки солоная вода.
Ужасен смерти лик и чёрный мрак клевещет,
Что больше никогда! Ни-ко-гда!
Кто отпевать меня возьмётся?
Я чёрт,
ублюдок,
рептилия,
я — пёс войны.
За цифры на счету я жизни жёг,
Не чувствуя ни капельки своей вины.
Возглавит кто плачь по убийце?
Восславит кровь пролитую мечом.
Икону намалюет вампиру-кровопийце
Оплатит мою тризну кто?
Он?
Да, этот проповедник недельно ране
Лафеты пушек-пушечек святой водой кропил.
Златою пулей алчности священник ранен.
Ему и благолепен узорный лик Могил.
Да, батюшка, твой сын кровавым молотом свой путь Жестокий прорубил,
Бездушным Истуканом став поганым
А честь и совесть, разум…
погубил.
Слишком рано я ухожу во боль и мрак,
И слишком поздно глаза увидели
От истины искру, что верил я лишь слову лжи.
Дурак! Дурак! Дурак!
Мы пали из-за пуль, огня.
У работяг нет власти.
А из опостылевшего рта буржуя
Черно́й и кривозубой пасти
Бежит вранья поток я-я-я-я-я.
Я обещаю мир, я обещаю правду,
Я обещаю сытость, гордость
И сладкий хруст купюррр.
Но люди наша нефть, имейте вы взаправду,
Почти что деньги. Собственность.
Товар и артикуллл!
Моя могила неизвестная воронка,
Яма, тихий пруд.
В бескрайнем поле стало тесно.
Здесь совершён кровавый труд.
Здесь трупы в полный рост встают —
В носилках головы несут.
З. Sobakin
***
ночь на каторгу красно-жёлтого знамени
была помещена
спасибо за вдохновение отрывкам
из вчерашнего сна
проклинаю свободу мысли,
данную мне моим богом
из двух дорог почему-то
выбираю левую дорогу
как только я оказываюсь один
все вещи от которых я бежал
настигают меня снова. исчезает адреналин
непонятно, зачем я писал
молодой сантим смотрит на тебя
с разорванных афиш
у него красные глаза и стеклянный взгляд
он не знает, зачем ты от собственной
жизни бежишь
ты говоришь только банальности
и во всём всегда виноват
разве об этом вы оба мечтали, разве сейчас
ты доволен и рад?
***
для своей страны я желаю только войны
восхитительный вид из окна
но слева стена и справа стена
комары забираются мне в глаза
у брата моего друга наступила шиза
с утра показался синим язык
у уродливой отчизны выступает кадык
а твой взгляд как нож в спину
в этот вечер меня поразил
выбил из расхлябанной колеи
в которой, по Блоку, вязли спицы
моего расхлябанного сознания
с утра наблюдаю сквозь туман
надоевшую картину
и мечтаю, как всё изменил бы
капитализм, счастье, заебись
всё будет заебись, обещал старый анархист
но к чему цепному вору такие обещания
а другим именем меня никто не называл
культурный багаж отнёс в спортивный зал
губы превратились в фарш
в книгах напечатан фарс
это не тот свет, не родина и не марс
***
я тот кто весной нанизывает листья на деревья
но наши отношения с миром разрушает тупая ревность
ведь мы это то что у нас не сбылось
и нашу любовь к жизни питает только
красная злость
хорошо, когда в жёлтой кофте душа
вспоминаю крик Маяка
беспорочная сталь клинка и железное горло звонка — этим гордились поэты
партизанская война в 21-м веке —
читаю в газете
хорошо, когда в жёлтой кофте душа
дыша на лицо побитого друга
понимаю что каждый друг здесь
просто зверюга
из весны жестокие гады сделали радио
а радио это культура
но нахуй мне надо это
***
говорят был один мальчик
так вот и он
так вот и он этот мальчик
говорят снимал
фото что-то ещё
кадр квадратный
композиция в голове
композиции в голове нет ни у кого
это предубеждение
предупреждение чтобы не надумывали
себе стоимость
святая троица нельзя писать
в целях собственного достоинства
***
зачесть
посмеющего сметь связать
и исчезает свет
baby you are so miserable
человек-ребёнок отсвечивает розовой кожей
его изящным рукам всего 25
я хочу вырваться из ада
мы покупаем мягкие сумки в виде животных
вам нужен пакетик
да из этой же сумки
довольствоваться двумя
я ухожу на больных ягодицах
дети хотят забрать мои калории
вдоль пруда
вы обманули, мы шли вдоль пруда
лекция о критике превращается
в лекцию о жизни
женщина усаживает мужчину за руль
рядом грязные вещи
она забивает его, он истекает жизнью кровью
она загибает металлическую перегородку,
выкинув из автомобиля ещё одну женщину.
её лицо зелёное с гнилью, не мертва,
рассказывает
автомобиль отъезжает, на пути —
такие же полутрупы, повествуют
вы думаете, это плохо? —
разъяряется лекторша с разными зрачками.
— это её акт изменения жизни, а вы будете
сидеть и осуждать зверства. о!
полётом мы следуем за автомобилем,
не в силах сбежать. над широкой рекой,
над полями падают тела.
фотографии разных лет.
А. подписано: благодарю тебя спасибо
выражает различную степень радости этими событиями жизни
хватит быть пятном на картине бренера
просто скажите мне
как можно любить любимого ребёнка
was there a girl you did NOT fuck? ah yes
я рад {дочь моя} что ты довольна
everyone, stop thinking!
***
белые церкви над родиной, я исчезаю
где-то ручей, как мечта, обхватил перешеек
и птицы движенье над отраженьем
и лошади бег у прихода
и вот то шоссе, острый запах и осень
и листья упали, собою гнездо обнажая
и драный октябрь, и рощи проходят
и где-то ручей, где мечта, но что же осталось?
живу и тоскую, как птица весны
и в грязном дожде, но я верю, но смерть
смерть близко, как воды ручья у листков
к любви и к высоким великим холмам
есть дерево, но ему страшно в лесу
дальний свет устрашает дороги и прочь
бьются ветки и тени сверкают полей
и мокрый асфальт отразился в загаре лица…
и все осталось. ну привет, утрата!
я не найду, утерян —
и белые церкви и дерзость скромна
останется все, растянув идеал
и бег лошадей, что ныряют в траву
и над отражением птицы движенья.
Сергей Сплинов
***
Весна — отличная пора для харакири,
У самурая улыбается живот.
Ведь как бы глубоко не хоронили
Он всё равно на утро оживёт.
Весною нету дел других, как кроме
Отправиться гулять в погожий день,
Залить зеленые кусты бордовой кровью
Смотреть на них и улучшать свой дзен.
***
Корни деревьев разрывают грунт,
Истошно вопит воробей в кустах.
В потоках воды утопают жуки.
Цветущий планктон удушает рыб.
Всюду слипшиеся собаки,
Подранные коты.
Ошмётки коконов
Многомиллионные армии невидимых мицелиев
Сходятся в непрекращающейся битве.
Сладковатый воздух.
Треск травы.
Весна.
Война весны.
Чистое искусство
Чистое искусство
Украли буржуи.
Поставили в угол
И смотрят
Суки!
А нам оставили
Грязное,
Политизированное,
Вонючее.
Даже и не искусство,
А так —
Плакаты с призывами.
БУРЖУИ, ВЕРНИТЕ НАМ
ЧИСТОЕ ИСКУССТВО!
***
Чтобы снова не заторчать,
Не вернуться обратно к аду —
Каждый вечер он паркует машину
На углу у чайного бара.
Стоит и курит,
Отпивает из картонного стаканчика,
Сплевывая чаинки на асфальт,
Или угрюмо сопит
За партией в нарды в углу бара.
И его компаньон тоже угрюмо сопит,
Бросая кости,
Тоже чтобы не заторчать,
Не вернуться обратно к аду
Из которого удалось вырваться,
Но запах серы всё ещё гладит ноздри.
Более реальный, чем запах чая.
Говорят, чтобы выбраться из ада
Нужно сделать 12 шагов
По битому стеклу.
Он остановился на третьем.
Со стаканом чая и сигаретой
Не оглядывающийся назад,
Неспособный мечтать.
Понимающий подлое коварство
Любого расширения или сужения.
И то что весь мир на самом деле
Состоит из одного только стекла
Готового треснуть в любой момент.
Я вижу его, когда иду с работы,
Или в выходные, прогуливаясь мимо
Застывшего в своём беспонтовом лимбе.
Между теми,
Кто пошли по стеклу дальше,
Чтобы скрыться за слепящим горизонтом,
И теми, кто не сделали ни шагу,
Чтобы зарыться поглубже в землю —
Он будет им всем памятником.
Напоминанием, что жизнь
Существует назло даже себе самой.
Я видел его каждый день,
Но однажды он просто исчез
С заплеванного чаинками постамента.Покинул лимб
И ушёл куда-то по направлению,
Которое могут видеть немногие,
Знающие что битое стекло повсюду,
Кроме рая и ада.
И оно очень легко входит в кожу
Но что по-настоящему важно —
Я подумал о том, что
Куда бы он не ушёл,
Я-то каждый день оказываюсь тут.
***
Птичья пропаганда
За моим окном
Сообщает ложные факты,
Создаёт далекую от действительности
Картину мира,
Будто снаружи
Не пыльная бетонная улица,
А густой среднерусский лес.
***
Хотя бы тут я должен поделиться этим.
Неважно, стихи получатся в итоге или нет —
У полковника Сандерса есть Секретный рецепт:
«11 трав и специй».
Это написано на стене любого KFC
Рядом с биографией и фото полковника.
Там же указано что долгие-долгие годы
Рецепт радует миллионы людей.
Но если я пробую поговорить о нём
С кем-нибудь из сотрудников ресторана,
То неизменно встречаю непонимание,
Настороженное удивление.
Они делают вид, что не знают о чём я.
Или знают, но это не тема для разговора.
Они думают, что я замышляю недоброе,
Бессмысленно отвлекаю от дел.
Типа: «ты или придурок или странный чудак.
Мало ли что где-то может быть написано.
Это просто реклама, не надо на неё вестись.
Просто покупай свои стрипсы.
Просто не обращай внимания на эту стену,
Так тут делает абсолютно каждый из нас.
Удерживай её в слепом пятне между касс,
Она ничего не означает.
Мы просто пришли сюда зарабатывать.
Откликнулись на вакансию с белой зп.
Быстрым трудоустройством,
Графиком через день
И сносными обедами».
Я не считаю себя странным или занудой,
Хотя действительно интересует меня
Не рецепт.
Я думаю, у Сандерса был немного
Иной секрет:
Нужно всего лишь сделать так,
Чтобы в каждом ресторане был этот текст.
Его можно читать, но обсуждать нельзя.
Пусть люди думают, что это такая игра
Для жертв маркетинга и детей.
Пусть будет стыдно даже её замечать.
Пусть игра окружает их плотным кольцом.
Пусть будет как можно больше
Невидимых зон,
Невидимых стен и текстов.
За которыми вечно живой полковник
Считает банкноты с доброй улыбкой на лице.
И только себе готовит
По легендарному рецепту
Из 11 трав и специй.
Это написано на стене любого KFC
Рядом с биографией и фото полковника.
Там же указано что долгие-долгие годы
Рецепт радует миллионы людей.
Но если я пробую поговорить о нём
С кем-нибудь из сотрудников ресторана,
То неизменно встречаю непонимание,
Настороженное удивление.
Они делают вид, что не знают о чём я.
Или знают, но это не тема для разговора.
Они думают, что я замышляю недоброе,
Бессмысленно отвлекаю от дел.
Типа: «ты или придурок или странный чудак.
Мало ли что где-то может быть написано.
Это просто реклама, не надо на неё вестись.
Просто покупай свои стрипсы.
Просто не обращай внимания на эту стену,
Так тут делает абсолютно каждый из нас.
Удерживай её в слепом пятне между касс,
Она ничего не означает.
Мы просто пришли сюда зарабатывать.
Откликнулись на вакансию с белой зп.
Быстрым трудоустройством,
Графиком через день
И сносными обедами».
Я не считаю себя странным или занудой,
Хотя действительно интересует меня
Не рецепт.
Я думаю, у Сандерса был немного
Иной секрет:
Нужно всего лишь сделать так,
Чтобы в каждом ресторане был этот текст.
Его можно читать, но обсуждать нельзя.
Пусть люди думают, что это такая игра
Для жертв маркетинга и детей.
Пусть будет стыдно даже её замечать.
Пусть игра окружает их плотным кольцом.
Пусть будет как можно больше
Невидимых зон,
Невидимых стен и текстов.
За которыми вечно живой полковник
Считает банкноты с доброй улыбкой на лице.
И только себе готовит
По легендарному рецепту
Из 11 трав и специй.
Адорно
Какой может быть поэзия
После этого всего?
Пока достоверно известно
Свойство только одно —
Быть после этого всего.
Какой поэзия должна быть
После всего этого?
Каждый самостоятельно
Определяет ответы.
Просто должна быть.
Всё это касается и человека.
Таков мой гуманизм.
Лист дерева
такой стих написал Илья,
а я
доделал
отчего нам
всегда нужно много так,
чтобы выразить факт,
ведь вот он.
я хотел бы
снимать кино без камеры...
Ян Куян
***
Феклюдцы ферментирую в благовоньи,
Прячу в цветы, берегу.
Особенно после мака и малиноварений
Весьма в трико.
Вчера тихо гирю тягал, приседал.
Второй раз за год подтянулся 39,
Брусли надо сделать…
Психосомики душисто пыхтят на дне,
Стерегут луну.
Вспыхивая ввысь, в своём уютном аду,
Ил золотым облаком сеют.
Сквозь щекочащий панцири водокрас
За кислым газом нырнув на поверхность,
Взрыхлят тихий омут фильма.
***
Лебедеет либидо, ну и что —
Хожу голый, но в пальто.
Эксцентрично и тепло.
Паронойи собираются в степях
Говорят с тобою о твоих цепях
Твердеет пуля, напрягает —
К лишним действиям толкает.
Дерево спеша подарит волю,
Веет свежести любовию пещер простор.
Слышен глухо и уютно чей-то тихий разговор.
Слышу птицы говорят —
Тайны дня отдать хотят.
Там, где рыбы в хороводе вокруг
Дерева гремят.
Сияй навеки.
Щедрое солнце, свети.
Пока один протянет день и зиму —
Сломленным подними веки.
Разделённых друг к другу веди!
***
тверёзый и берёзый как гуталин
угрозый татарен рангутанен
миколог планетянин
больницы топчет валит
глюцыгенно травит
код ДНК вавилоняней
шпаны феномен жалит
гипноз сутям нажарен
Здесь чемодан грибарий
насушен и заварен
в командировку юрко
в припрыжку cкачет с дурки
и в зазеркалье шагит,
где чёрных лебедь двоек
троит матрицу-цацу
и шествует Вальгалий
тернистою валгалей
и далям и близалям
тру-альтруизм настанет,
животные восстанят
как пелi янкуянi,
прiзрак мс на грани
***
манит снадобья отвар
кочегар дуй в самовар,
уголёк из чёрных очей
зачарует заморочит
в беге бесы познаются
в суету стрясаясь с рёбер,
беленею, по хозяйски
шепчут рухляди проклядей ,
выгребают в новоселья
хворых экзоскелетов
мясо-клозетов
аритмия марша
кардио бит стучал по радио,
бас урчал из патефона
деревянного смартфона,
метроном делил на доли
экономил наши чуйства,
но песочные часы
тиком кукнули — отсыпь,
полыхнули новые связи нейронные
мы ползём, но шествуем
все в каросте ветренной
маршем шаг на кладбища
часовым на страже
своего шанса кражи
но пульсирует земля,
прорастает в грудь трава
и грибы из глаз моих
прочитают этот стих
прокрадутся пронесут
их идею воздадут
и поверят и поймут
Сверчок стал моим цоем,
в бане мусцимол греет
сильней сауны сало доит
***
Антропогенез, антропогенез,
куда же ты влез ?
— куда, жи есть — в лес..
— куда, жи есть — в лес..
Куда закидываешь удочку, Энтропия,
зачем уничтожаешь во мне миссию ?
— А ты Танцуй в вырисованой линии
танцуй в вырисованой линии
там создаётся стихия
так создаётся идиллия
Тимур Могжанов
Жираф
Сейчас бы треснуть мне жирафа
По длинной шее топором.
Вдруг он крадётся с автоматом
И шепчут мне о том, о сём.
Какой он всё-таки прекрасный,
Он очень добрый и смешной,
Но временами и опасный,
Когда порядочно хмельной.
Жирафа звать Иван Данилыч,
Он очень миленький такой.
Ему не страшен Змей-Горыныч,
Ведь Зёма — парень неплохой.
Да и Иван — чувак не промах.
Понравился он сразу мне.
На шее пятен много новых
И ранец с книжкой на спине.
Зачем хотел его я
По длинной шее топором?
Приветствуйте его все стоя.
Зачем? Скажу я вам потом.
Училка
Сижу я в зале на сиденье.
На сцене тётенька стоит.
Она наполнена вареньем,
А в ухе у ней динамит.
Она не ходит на рыбалку,
Она изогнута внутри,
У ней все рёбра наизнанку,
А руки-ноги все в крови.
Она всем лекции читает.
Ей нравится занятье енто.
Свои всё листики листает,
Направив взгляд усталый в лето.
Троцкисты
Троцкисты, приготовив танки, гранаты,
Пистолеты, пушки,
Вождей приветствуют радушно,
Увидев вдалеке их тушки.
О, вы, вожди троцкисткой расы,
Недаром вас избрали массы!
Вы гордость нашего народа!
И даже солнце с небосвода
Готово вас принять за власть!
Вы нас ведите к лучшей жизни!
Мы послужить хотим отчизне —
Хотим весь мир завоевать!
Ведите нас войной на всех,
Обречены мы на успех!
Лекция
Знания блядские лезут мне в голову
А для чего, никак не пойму.
Как правильно пить мне пиво, блядь, Солодов
И зачем утопил Герасим Муму.
Машка к тому же смотрит, блядь, пристально
И спать невъебово хочется мне.
Уснуть бы сейчас сном ленивца мясистого
И свинью без трусов увидеть во сне.
