То, чем он занимается, покажется ужасным для большинства из вас. Кто-то подумает так,но не покажет вида, молча посочувствовав. Кто-то порадуется, что он не на его месте. В отрывке из повести «Заводчане или Хроники Цитадели» аппаратчик синтеза на химическом производстве одного из постсоветских заводов герой-выпивоха Наиль рассказывает о мужчинах, женщинах и вещах….
"...русский пролетариат — ...класс глубоко национальный, ибо в нем резюмируется все предшествующее развитие России, в нем все ее будущее, с ним живет и падает русская нация."
Л. Троцкий
Сипович
Брак Волчка разваливается, как горящая в костре головня. Когда-то он смог зажечь интерес у красивой женщины, и она решилась прыгнуть с ним в пучину семейной жизни. А теперь она спешно отплывает с маленьким ребенком на руках, пока терпящий крушение корабль не утащил ее с собой на дно. Жена приходит и уходит, уже теряя надежду на изменения…
Вторая смена переодевается на работу. Волчок уже цедит за шкафчиком из баллона в чайную кружку, отхлёбывает, глядя исподлобья, и посмеивается, когда Лёха обернулся на «пшик» открываемого пива.
Волчок рассказывает Полчку, подлив ему в кружку: «Купил недавно серьги золотые жене, на годовщину свадьбы, через неделю у нас… Вчера нажрался и подарил их, блядь, дурак, - хохочет, обнажив пустоты от двух боковых зубов, - дёрнул черт по пьяни, хуй знает, че теперь делать, денег нет на хуй, - горький смех Волчка.
Сипович, проходя мимо, осуждающе качает головой, иронично ухмыляясь. Он уже собрался и идет в цех, окинув взглядом пивные начинания. Волчок замечает этот взгляд и прыскает от смеха к самому себе. Стадия грустной самоиронии, призывающей вместе посмеяться над нелепостью его жизни. Она смениться забуриванием в пучину и выйдет на новый виток обессиленной злобой нового дня.
Мне-то хорошо знакомо, каково это, когда твоя жизнь разваливается, теряя часть за частью во тьме, среди водоворота вины, искушения, бессилия и отчаяния. Но Сипович не такой, он из другого теста. Из пышного, ноздреватого, намешанного на свежих деревенских ярко желтковых яйцах.
Сипович – сыночек Каракульки, нашего технолога. Мамка давно пыталась его у нас пристроить, но старик не хотел брать. Видимо, опасался усиления клана Каракульки, а может не хотел плодить и без того обширные родственные связи в коллективе. В любом случае, увеличение числа Бакакиных на пару сотен метров цеха не сулит приятного.
Но Каракулька, как баба Бабариха, смогла уломать старика, и пару месяцев назад Сипович вылупился у нас в раздевалке. Денис оказался житейски весьма неглупым парнем и прекрасно понимал, в какой двусмысленной ситуации оказывается: быть ушами и глазами начальства среди рабочих. Причем независимо от того, собирается он или нет «постукивать», смотреть на него будут с подозрением. Наверняка Сипович заметил, что его мамку активно не любят все – от хмурого похмельного поутру слесаря до начальника цеха. Не хотел бы я оказаться в такой роли.
-Я щас прошелся по цеху, так ведь? Там уже 50 градусов, значит, минут через 20 можно подавать метано-о-о-л, так ведь?
Старик пытается сэкономить на охлаждении реакторов водой, носится по цеху, подкручивая вентили, прикрывая краны, старается уличить рабочих, которым нет дела до его экономии, особенно в обеденное время. Раха давит на мастеров, взывает к сознательности, пугает депремированием.
- Подадим, Рашид Ханифыч! – щас уж, дообедаем…- Сипович видимо чувствует, что кусочек тени от мамки-технолога падает и на него, к делу он относится слишком деловито для обычного аппаратчика. На одном из перекуров на улице он успел поделиться со мной, что надеется стать мастером, как Лёха и Ленар, когда закончит заочку.
- После обеда двоих надо на крышу отправить. Слав, - Раха полуоборачивается к Жуку. – Лёд надо скинуть, так ведь, ребята, а то опасно становится ходить.
Жук забегал глазами по опустившим голову в свои обеды бродам.
- Давай я слажу, Слав? – Сипович не против выбраться на свежий воздух из смрадного, но теплого цеха. Они с мамкой даже пытались как-то по пьяной лавочке подкинуть идейку о том, чтобы завести здесь небольшое подсобное хозяйство.
Жук наклоняется ко мне: «Всё нормально, Наиль?»
Почуял, походу. Играю на опережение.
- Да. Нормально, Слав. Чё, слазить что ли с Дэном?
Жук рад. Что удалось избежать при старике пререканий с хмурыми бродами о том, кому лезть с Сипцом на крышу.
-Рашид Ханифыч! - радостно рапортует Жук. – Наиль вот с Денисом полезет. Л-л-ладно?
- Хорошо. Только осторожно там, проконтролируй, Вячеслав Иванович – старик уходит, равнодушно хлопнув дверью. Он уже в других заботах, парит в высоких сферах.
- Бля, ёбаный старик. Не даст поесть спокойно. – Леха принимается за еду.
- Ну л-л-ладно тебе, жук бля, - успокаивает Жук Лёху, но сдерживает себя, чтоб не потрепать по привычке по голове.
Сипович тоже выражает возмущение дурной привычкой старика. Искренне старается быть объективным. Ещё верит, что мир начальства и мир бродов может существовать в гармонии интересов.
После обеда лезем на крышу. Для этого надо протопать с валенках к дальнему торцу здания, там наверх ведёт лестница, прям над жилищем спящего до оттепели Смоляного Человека. Но о нём в другой раз…
Над главным входом скопились бугры льда под шапками снега. От бугров вниз нацелены сосулищи с толстенными корнями. Сверкает на обеденном солнце поверхность подтаявшего снега, небо по-весеннему синеет и призывает помчаться как Маугли между луж от ларька к ларьку, сшибая у скользких ступенек рюмочных слезливых старичков-пропойц, бежать по дворам и детским площадкам.... Внизу уже мельтешит опасливый Жук, внимательно на меня смотрит. У нас с Сипцом тонкие алюминиевые трубы и лопаты – совковая и штыковая. У самого обрыва крыши под снегом коварно притаился лёд, лишка шагнул и полетишь.
Мы тыркаем в основания сосулин, поддерживая друг друга, глыбы срываются. Долбим ледяные наросты.
- Аккуратней, Наиль, - Сипец тоже опасается за меня, посматривает внимательно, крепко хватает за ворот телаги.
- Крышу не пробей, – замечает он, когда я долблю боком штыковой лопаты по ледяной луже. Сипец по-хозяйски относится к имуществу, беспричинный вандализм претит его натуре. Мамкина вотчина. Внизу что-то орет Жук, указывая пальцем на сосульки. Пять лет закодированный, - думаю я, глядя вниз на фигурку Жука, что его радует в жизни? Весенний ветер вытряхивает слезинки из глаз.
- А вот ты, как живешь, Наиль? Хватает тебе на жизнь? Хотя…хуле тебе. Детей нет у тебя, да? – Сипец оглядывает меня с ног до головы, словно пытается смерить мой потребительский уровень.
- Да вроде хватает, - не люблю обсуждать свою жизнь.
- А я вот иногда в магазин зайду после работы, даже молока сынишке купить не могу, прикинь, -
грустно и откровенно признается Сипец. Он словно вывалил передо мной содержимое корзинки для покупок, – Сынишка у меня, Глеб, молоко любит, может литр за раз выпить, а молоко то щас пиздец сколько стало стоить! Я недавно после сессии карточку проверил, там шесть тыщ, прикинь, аж плакать захотелось! Ханифыч, хитрый, сука. Знает, что никто не попрет против него, всех есть за что держать. Женёк – последнее китайское получил, вы с Айратом тоже под угрозой вылета.Айрат-слесарь – с ним понятно, хуле, в любом месте бы его выкинули уже давно, неделями в запое. – Сипец распутывает паутину Цитадели, а я вздыхаю, недоумевая, зачем нужно взваливать на себя такую жизненную ношу. Не помню, хотела ли Фарида когда-нибудь детей, вроде в самом начале да, пока не закрутилось всё черным водоворотом отдельных смен, глухой обороны и практически отдельной жизни. Сейчас-то точно вряд ли рискнет на такое, со мной-то. Да и я… Даже представить такое не могу, чтоб я… Не-е-е. Заканчивать надо этот лёд и погреться зайти, шкафчик ждет.
- …Дядь Женя – он хуй рыпнется, у него жена в «Институте» работает в бухгалтерии, Жанке Славка не даст. Сам Славка, - Сипец кивает на бегущего с палкой к погрузчику Жука: дядя Женя поднимает ковш на максимальную длину, Жук на ковше пытается снизу сбить сосульки, мельтешит, отскакивает от летящих в него льдин. Вышел Раха, стоит рядом с Двуличием, руки за спиной пальто, наблюдает. – …вон, посмотри на него…он от одного взгляда Ханифыча в обморок падает. Ильсур кредит за машину платит, Ольга с ребенком, еще одного ждет. Ей точно щас нельзя выёбываться; я – мне тоже вроде как неудобно, видишь, воду мутить, меня мамка сюда устроила, Ханифыч не хотел брать, тем более у меня каждые полгода сессия, тут студенческий отпуск оплачивают хоть какой-никакой, правда хуй дождешься после него нормальной зарплаты, я ваще не могу понять, как они начисляют, - Сипец горячится, я вспоминаю случаи, как люди вешались в подсобках, получив «корешок», видно, что для Сипца смс-ка с зарплатой, пришедшая на карту – это всегда драма и война с необъяснимым злым роком.
- Я вот в этом месяце ипотеку закрыл, у меня две тыщи рублей на месяц осталось, прикинь?! Мамка иногда даст маленько, мне уже неудобно становится, в гости пришла в то воскресенье - колготки ребенку купила.
Кипит у тебя жизнь, думаю я. Представляю Каракульку в роли спасительницы очага. Представляю
сына Сипца с пакетом молока в руках. Представляю свою каморку и пыльный ковёр. Вся эта горячая суета сипцовой жизни кажется мне каким-то копошащимся мучением непонятно ради чего.
- Сколько тебе еще по ипотеке платить?
- Ещё два года. И до диплома еще два года. Тут видишь, на сессию хоть отпускают, а так чё делать то?
Сипец долго метался в поисках пристанища. Его занесло даже в смотрители канализационного узла, где надо было контролировать трубы и вентили на все окрестные дома. Однажды Сипец ради любопытства повернул огромный вентиль и начала хлестать жижа. А обратно кран не крутился, Сипец подставил в вентиль палку, она переломилась, он содрал в кровь ладони, пока ржавый механизм не сдвинулся обратно.
Еще Сипец безуспешно пытается реализовать мечту любого российского брода - «работать на себя», он по классическому сценарию несколько раз пытался открыть, конечно же, с друзьями ларёк….
- Однажды, понял, смотрю, кто-то взломал магазинчик, я туда метнулся, - мы закончили работу на
крыше и с полным правом греемся в раздевалке, курим и пьем чай… Остальные броды еще возятся с загрузкой, – в окно пидарасы залезли и конфеты, прикинь, спиздили. И смотрю, фантики лежат, я за ними в сторону оврага… а там в овраге они спрятали всё. Я нашел и караулить их стал. Ночью пришли. Это бля пиздюки соседские оказывается, были.
Сипец дал пиздюлей соседской детворе. За детвору вписалась местная шпана. Сипович, как всякий нормальный пацан не сторонился улицы, но как хозяйственный семьянин, был чужд уголовной романтике. В общем, Сипец не испугался и дал отпор шпане, отстаивая своё добро.
Воспитанники Макаренко называли таких прижимистых крестьян, чьи погреба они обчищали на заре образования на Украине коммуны, «граками», Сипец и был образцовым городским «граком»
с деревенскими корнями.
- Я одного из них через пару лет потом встретил на районе. Он отсидел уже, я с женой под руку иду мимо магазина, он там стоит, понял, с пиздюками какими-то, типа авторитет хуй пойми какой… Чё-то мне сказал. Я подошел. Чё, говорю, какие проблемы?...
Все истории Сиповича заканчиваются плохо, из уст Сипца они звучат грустно, как звенья одного злого рока. Сипец не труслив, но попытки ухватить курочку Рябу этой жизни за гузно заканчиваются нелепо. Григорий Мелехов на заводе, между деревней и городом, между частной лавочкой и заводом.
Второй ларёк Сипец открыл не так давно, тоже на пару с другом. В попытках вырваться из удушающего кольца безнадеги рабочей бедности, они покупали мясо и привозили его к проходной завода, но работяги не спешили закупаться сипцовской свининой. Способы заработка Сипца все деревенские. Натуральные. Второй ларёк его - рыбный. Более богатый друг вложился в бизнес, с Сипца же – весь развоз. Ежедневная доставка в багажнике «14»-той мороженной морской рыбы продавщице, сидящей в маленьком ларёчке, арендуемом на окраине города.
По словам Сипца, ларёк стоит уже около года, и пока не вышел в «плюс». Но Сипец не отчаивается, он держит в голове сценарии тех, кто вырвался и катается на крутом «мерсе» мимо таких парняг, как Сипец. Таких Сипец ненавидит, но завидует им.
Мамка старается крутить Сипца по всевозможным сменам, чтоб он мог делать развоз рыбы в свой ларёк до или после работы. Еще они хотят продавать краски, тоже с другом. Где-то прознали, что якобы, это дело простое, но выгодное, наняли знакомого дизайнера, чтоб разработал им дизайн этикетки, кого-то попросили рецептуру разработать, на этом процесс остановился. Сипец расхаживает по раздевалке в валенках, шароварах, старом рваном пуховике, измазанном химией и решает по телефону вопросы. Ругается на дружка-мажора, который сидит дома и ленится. Но Сипец не унывает. Он и тут пытается подковырнуть под Раху, и выбить прибавку к скудной бродской подачке. Потихоньку прощупывает почву, проверяет настроение рыхлых осевших по жизни бродов.
Еще Сипец подрабатывает мойщиком бочек по ночам на другом заводе.
В учебную молодость Сипец также рвался на все подработки. Со злостью вспоминает, как строили торговый центр много лет назад: «Прорабом там был один армянин. Надо было рыть котлован. Экскаватор нанять получалось дороже чем нас, пятерых студентов. Хуяришь в яме ломом, камни, арматура, один раз отправил нас с пацанами трубу тащить за три квартала. Прикинь, центр города, люди идут, и мы стоим на перекрестке с 5-ти метровой трубой на светофоре. В обед всегда привозил казан с рисом. Ни разу, сука, что-то другое не приготовил! Просто вареный рис сухой, почти без соли. А на самом дне всегда лежало одно вареное вкрутую яйцо! Вот оно для нас пацанов было главной радостью обеда. Помню, ешь этот рис и ждешь. Когда на дне появиться белок..
Заглядываю в шкафчик, день конечно продуктивный, но сипцову мораль свою он мне не привьет, хотя похоже, что пытается меня в свои союзники вывести. Он тут одинок, это видно. Парень неплохой, посмотрим, как дальше раскроет свою сущность.
Щелкнул, вскипев, чайник, гудит нагретый бак для душа. Хлопнула дверь в раздевалку: возвращаются броды с цеха, Третий кидает на нас недовольный взгляд, наверно, думает, что мы были в проёбе. Броды сбрасывают свои грязные шмотки, вот промелькнул тощий зад Третьяка на пути в душевую, на стульчике остались висеть драные в клочья семейные трусы, Сипец бодро рапортует о прошедшем дне Лёхе, стягивая свои шаровары, я причащаюсь напоследок и сажусь в трусах на лавку, ждать своей очереди в душ…
Дядя Яблоко
Художник Алексей Лаврентьев